Закрепощение сельского населения в Древнем Риме
Экономический подъем середины IV в. продолжался недолго, внутреннее разложение Римского государства закономерно развивалось, расширялось и углублялось. Со времени так называемого великого переселения народов к внутренним факторам, подрывавшим римскую государственность, присоединились еще внешние факторы в виде усиленного напора варваров, железным кольцом сжимавших Римское государство. Благодаря постоянным дворцовым переворотам, восстаниям в провинциях, появлениям узурпаторов, голодовкам, эпидемиям и войне с напиравшими варварами экономическое состояние Римского государства находилось в крайне печальном состоянии, монета катастрофически падала в цене, обмен суживался, производительность труда понижалась, ощущался острый недостаток рабочих рук в сельском хозяйстве, в государственных и частных предприятиях. Единственным выходом из положения при тогдашних обстоятельствах мог быть только переход на государственное крепостничество, т. е. новый шаг по пути натурализации и феодализации Римской империи. На этот путь с логической неизбежностью и вступили императоры Константиновой и следующих за ней римских династий.
Закрепощение податного населения Римской империи началось с налоговой реформы Диоклетиана и развивалось до самого конца Империи. Регулярное поступление налогов предполагало стабильность населения и достаточное количество плательщиков, но ни одного из этих условий в то время не существовало. Число плательщиков и рабочих вследствие войн, эмиграций, эпидемий и голодовок все время продолжало сокращаться. В конце III в. общая численность населения Римской империи не превышала 60 млн., между тем как во II в. она доходила до 75 млн. Кроме того, при общей слабой плотности население Империи распределялось крайне неравномерно. Нищие города — Александрия, Антиохия, Константинополь, Рим, Милан и др. — были до последней степени переполнены, между тем как деревни и мелкие города были совершенно пусты.
Недостаток рабочей силы и ее текучесть задевали одновременно как интересы государства в целом, так и интересы отдельных землевладельцев, в особенности средних и мелких посессоров, страдавших от недостатка рабочей силы. Колоны и рабы предпочитали работать в поместьях сенаторов, на государственных или церковных землях, пользовавшихся многими привилегиями, нежели сидеть на земле средних и мелких собственников. Частично податная реформа Диоклетиана ослабила текучесть рабочей силы, но она не достигла этого в полной мере. Для прекращения или по крайней мере ослабления текучести и неравномерности распределения населения потребовались еще новые, более энергичные вмешательства государственной власти.
Посессоры засыпали императорские канцелярии жалобами на бегство колонов и просили помощи. Императоры пошли навстречу среднеслужилому сословию и рядом конституций положили конец свободному переходу колонов от одного помещика к другому. Со времени Константина и до самого конца Империи следует ряд декретов о прикреплении колонов и рабов к «месту приписки» (origo). Первый закон «о беглых колонах» (de fugitivis colonis) был издан Константином 30 октября 332 г. Ближайшим поводом к изданию этого закона послужили тревожные сведения, поступившие с мест в связи с производством ценза. Сборщики и ревизоры доносили о сокращении числа платежных единиц и уменьшении рабочей силы, бегстве колонов и разорении средних и мелких посессоров. В ответ на это последовал названный декрет Константина, запрещавший принимать беглых колонов и рабов.
«Тот, у кого будет найден принадлежащий другому колон,— гласит названный закон Константина, — не только должен его вернуть туда, откуда он родом, но и должен заплатить подать, причитающуюся с него (колона) за все то время, какое у него колон находится. А самих колонов, которые вздумают бежать, надлежит заковывать в кандалы, как рабов, чтобы в наказание заставить их рабским способом исполнять обязанности, приличествующие свободным людям» (ipsos etiam colonos qui fugam meditantur, in servilem condicionem ferro ligari conveniet, ut officia, quae liberis congruunt, merito servilis condemnationis conpellantur inplere)1.
Колоны и рабы закреплялись за теми поместьями, где они были зарегистрированы во время последней переписи. Никаких переходов из одного имения в другое отныне не допускалось.
«Настоящим нашим распоряжением, — гласит один из императорских рескриптов, — еще раз подтверждается, что никому не позволено переносить уплату налога, причитающегося с одного владения, в другое (praestationes possessionum); пусть взнос (inlatio tributaria) производится в том месте, которое показано цензом»2.
Большая часть известных нам императорских конституций, относящихся к отдельным провинциям и регулирующих отдельные вопросы, показывает, что крепостные отношения не были результатом единого законодательного акта, но что они складывались постепенно и не были одинаковыми на всем пространстве Римской империи. В Иллирике, например, закрепощение колонов введено было лишь при Ва- лентиниане в 371 г. «Мы полагаем, что колоны и ин- квилины Иллирика и соседних областей не могут оставлять деревень, в которых они пребывают в силу рождения или родства. Пусть они служат земле не вследствие податных обязанностей, а вследствие имени и положения колонов» (inserviant terris non tributario nexu sed nomine et titulo colonorum)3.
«Отныне,— гласила другая конституция того же императора,— колоны Палестины не могут пользоваться полным правом перемены местожительства, но, подобно колонам других провинций, они прикрепляются к земле, и никто не может безнаказанно удерживать их у себя» (exemplo aliarum provinciarum ita domino fundi teneatur, ut sine poena suscipientis non possit abscedere)4.
Аналогичные постановления известны относительно Фракии и некоторых других провинций. Так, в одной конституции императора Феодосия колонам Фракийского диоцеза запрещается покидать участки, на которых они в данное время пребывают.
«Во всем Фракийском диоцезе отныне навсегда уничтожается поголовная подать и уплачивается
только поземельная (iugatio terrena). Но это не следует рассматривать как освобождение колонов оброчного состояния (tributariae sortis) от податной зависимости и разрешение им свободного перехода, куда им будет угодно. Они удерживаются по праву наследственной зависимости (originario iure), и если они даже свободны по состоянию, то они являются рабами самой земли (servi tamen terrae ipsius), на которой они родились, и рассматриваются как не имеющие права ухода и перемены места по своему желанию. Владельцу же их (possessor eorum) разрешается в отношении их пользоваться правом патрона и властью господина. Если же кто-либо сочтет, что можно принимать чужого колона, уплачивает два фунта золота»1.
В конституциях в самых различных комбинациях повторяется одна и та же мысль, что колоны не могут переходить ни в какое другое состояние, ни отчуждать своих участков, ни быть отчуждаемыми собственниками земли. Земли, проданные или каким- либо иным способом отчужденные, подлежат немедленному возврату теми, кто их приобрел нечистым и незаконным путем2.
Самих же колонов и рабов, нарушающих установленные нормы, закон предписывает карать строжайшим образом (servos vero et colonos cohercitio ab huiusmodi ausibus severissima vindicabit)3, налагать суровые наказания (vinculus poenis que subdantu), заковывать в железо (ferro ligari)4 и т. д.
Принцип «приписки» распространялся не только на колонов, но и на рабов, таким путем сливавшихся в одну категорию зависимых людей (obnoxii). Внесенные в податные списки рабы, колоны и свободные держатели земли объявлялись прикрепленными к «месту приписки» и автоматически переходили в разряд «приписанных» (adscripticii) или «цензовых людей» (censiti, obnoxii, servi censibus adscripti)5. В некоторых конституциях колонат называется ярмом рабства (iugum servitutis), а колоны приравниваются к рабам земли (servi terrae, adscriptio terrae), владелец же земли именуется их патроном (patronus) и господином (dominus). Длинную серию законов о закрепощении колонов и рабов заканчивает конституция императора Анастасия 500 года, вводившая 30-летнюю дав
ность пребывания колонов, инквилинов и рабов в одном и том же поместье. По истечении же указанного срока не только сам держатель земли (servus terrae), но также его жена и все его потомство автоматически прикрепляются к «месту приписки».
«Может ли служить извинением для сына колона после смерти его отца то обстоятельство, что он в течение тридцати, сорока или большего числа лет находился на положении свободного человека, владелец же земли, удовлетворяясь работой его отца, не требовал его присутствия, и потому он в течение многих лет, не производя никаких работ и не неся никакой повинности, сделался бесполезным для деревни? При этом владельца нельзя было упрекнуть в нерадивости, потому что его отец уплатил все необходимое.
Нам кажется, что во всех подобного рода случаях было бы слишком жестоко заставлять владельца земли терпеть убыток от отсутствия колонов, родившихся в его деревне и потому обрабатывавших землю через посредство своих отцов, братьев или родственников. В силу того, что в таких случаях часть личности через родство до известной степени оставалась в имении, то и сама личность как бы не отсутствовала и не находилась на свободе. На этом основании право владельца земли должно оставаться непоколебимым, и колон считается пребывающим в имении до тех пор, пока остаются на земле его предки, потомки или родственники»1.
Императорские конституции не только определяли правовое положение колонов, но также устанавливали характер и размер оброков и повинностей как в отношении их господ, так и в отношении государства. «На обязанности колонов лежит обрабатывать землю и платить налоги» (at enim hi quoque et terram et tributum solvere) — такова общая формула законодательных актов Поздней империи. На первом плане стояли государственные повинности, включавшие в себя помимо поголовной подати (tributum capitis), уплачиваемой всеми разрядами «сельского плебса», всякого рода общественные повинности и сборы (publicae fimctiones, fiscalia). «Все владельцы земельных участков уплачивают государственные повинности, пусть они при этом не ссылаются ни на какие противоположные акты» (omnes pro his agris quos possident publicas pensitationes agnoscant)2. Никакие привилегии положения не могут служить предлогом для уклонения от государственных повинностей и установленных обязанностей (obsistere commodis publicis et statutis necessitatibus non possunt privilegia dignitatum).
Отношения между колонами и владельцами поместья определялись поместным уставом (lex praedii), нарушение которого каралось верховной властью. Согласно поместному уставу, колоны уплачивали владельцу определенную долю урожая (partes fructuum, partes agrariae), обычно одну треть2. Взимание оброка деньгами воспрещалось, за исключением особых оговоренных в уставе случаев (nisi consuetudo praedii non exigat)3. К регулярным оброкам присоединялись еще нерегулярные экстраординарные повинности, так называемые «черные работы» (sordida munera), к числу которых принадлежали: постройка и ремонт дорог и мостов, работа в пекарнях, доставка угля, обжигание извести, обеспечение транспорта повозками и лошадьми (paraveredorum et parangariarum praebitio) и т. п.
Высшей инстанцией в разрешении всех конфликтов, возникавших между владельцем поместья и его колонами, являлось государство в лице императора и его чиновников (officiales). По сравнению с выгодами отдельных посессоров, интересы государства в целом, т. е. интересы всех групп служилого сословия, были шире и не всегда совпадали со стремлениями отдельных лиц и групп. Из этого вытекала необходимость законодательного ограничения произвола отдельных посессоров в отношении налогов и повинностей, взимаемых с сидевших в поместье людей. Посессору, взявшему с колона больше положенного, предписывалось вернуть излишек колону с обязательством не повторять этого в будущем. Колон считался закрепленным не за тем или иным лицом, а за определенным земельным участком, который ни он сам не мог покинуть, ни с которого не мог удалить его владелец поместья. Колон, по образному выражению римского права, являлся «рабом земли», но не рабом ее владельца.
«Всякий колон, с которого его господин взял больше, чем это установлено практикой и взималось в прежние времена, имеет право обратиться к ближайшему начальнику за судом и изложить ему сущность дела. Этим отнимается возможность у того, кто взял сверх нормы, злоупотреблять своим правом в
будущем, предварительно взыскав с него полученный им излишек» (prius reddito quod superexactione perpetrata noscitur extorsisse).
Землю можно было продавать только вместе с сидевшими на ней людьми — колонами и рабами, — и, наоборот, отчуждение людей разрешалось не иначе, как вместе с землей.
Сказанным определяется правовое различие между колоном и рабом, заключавшееся в том, что раб классического периода был непосредственно подчинен своему господину-рабовладельцу, между тем как колон был связан с владельцем земли через обрабатываемый им участок и лежавшие на нем государственные и частновладельческие повинности, от которых он de jure всегда мог освободиться при соблюдении известных условий. Идея опосредованной зависимости колона отражена не только в законодательстве (servi terrae, membra terrae, agrorum pars и пр.), но также и в литературе Поздней империи, как например в «Божьем граде» Августина, выдвигающего на передний план не личную, а поземельную зависимость колона от посессора (propter agriculturam sub dominio possessorum)2.
Правовое различие между колоном и рабом в принципе сохранилось до самого конца Римской империи, хотя на практике рабы и колоны постоянно смешивались в одну категорию зависимых людей3.
Как станет ясно из дальнейшего, стремление императоров подчинить общегосударственным интересам интересы посессоров наталкивалось на многие препятствия и в общем не увенчалось успехом. Наибольшее сопротивление ограничительной политике государства оказывали светские и церковные магна
ты, удельный вес которых в последние века Римской империи сильно повысился.
Исторический процесс шел в противоположном желанию императоров направлении. По мере приближения к концу Римской империи колоны и рабы из подданных римского императора превращались в подданных магнатов, присваивавших себе функции государственной власти — сбор налогов, поставку рекрутов и пр. «Колоны всех разрядов должны оставаться на своих местах и безусловно повиноваться своим господам» (domino possideri), — гласит одно из постановлений императоров.
Из неофициальных памятников, в особенности из христианской публицистики, например, из сочинений и проповедей Иоанна Златоуста, а также из сочинения «бедного священника» Сальвиана можно заключить, что положение сельского населения в конце Римской империи в массе было гораздо хуже, чем при Антонинах и Северах. «На колонов, — жалуется в одной из своих проповедей радикально настроенный христианский проповедник Иоанн Хризостом (Златоуст), — умирающих с голода, взваливают бесконечные, невыносимой трудности работы; от них требуют непосильных услуг, их третируют, как ослов или мулов или как камни, не давая даже перевести дыхание. Независимо от того, приносит ли их участок доход или нет, с колонов требуют тех же повинностей, не имея никакого снисхождения. Кто может быть более достоин сожаления, чем крестьяне, проработавшие всю зиму, истощенные холодом, дождем и бессонными ночами, возвращающиеся домой с пустыми руками, оставаясь сверх того еще в долгу. Кроме голода и несчастий, они должны испытывать страх перед пыткой поместных диктаторов, перед жестоким обращением, требованиями возврата и неумолимым «требованием отбывания барщины»1.