Закрепощение сельского населения в Древнем Риме

Экономический подъем сере­дины IV в. продолжался недолго, внутрен­нее разложение Римского государства зако­номерно развивалось, расширялось и углублялось. Со времени так называемого великого переселения народов к внутренним факторам, подрывавшим рим­скую государственность, присоединились еще внеш­ние факторы в виде усиленного напора варваров, же­лезным кольцом сжимавших Римское государство. Благодаря постоянным дворцовым переворотам, вос­станиям в провинциях, появлениям узурпаторов, го­лодовкам, эпидемиям и войне с напиравшими варва­рами экономическое состояние Римского государст­ва находилось в крайне печальном состоянии, моне­та катастрофически падала в цене, обмен суживался, производительность труда понижалась, ощущался острый недостаток рабочих рук в сельском хозяйст­ве, в государственных и частных предприятиях. Един­ственным выходом из положения при тогдашних об­стоятельствах мог быть только переход на государ­ственное крепостничество, т. е. новый шаг по пути натурализации и феодализации Римской империи. На этот путь с логической неизбежностью и вступили императоры Константиновой и следующих за ней римских династий.

Закрепощение податного населения Римской им­перии началось с налоговой реформы Диоклетиана и развивалось до самого конца Империи. Регулярное поступление налогов предполагало стабильность на­селения и достаточное количество плательщиков, но ни одного из этих условий в то время не существо­вало. Число плательщиков и рабочих вследствие войн, эмиграций, эпидемий и голодовок все время продолжало сокращаться. В конце III в. общая чис­ленность населения Римской империи не превышала 60 млн., между тем как во II в. она доходила до 75 млн. Кроме того, при общей слабой плотности насе­ление Империи распределялось крайне неравномер­но. Нищие города — Александрия, Антиохия, Кон­стантинополь, Рим, Милан и др. — были до послед­ней степени переполнены, между тем как деревни и мелкие города были совершенно пусты.

Недостаток рабочей силы и ее текучесть задевали одновременно как интересы государства в целом, так и интересы отдельных землевладельцев, в особеннос­ти средних и мелких посессоров, страдавших от не­достатка рабочей силы. Колоны и рабы предпочитали работать в поместьях сенаторов, на государственных или церковных землях, пользовавшихся многими привилегиями, нежели сидеть на земле средних и мел­ких собственников. Частично податная реформа Ди­оклетиана ослабила текучесть рабочей силы, но она не достигла этого в полной мере. Для прекращения или по крайней мере ослабления текучести и нерав­номерности распределения населения потребовались еще новые, более энергичные вмешательства государ­ственной власти.

Посессоры засыпали императорские канцелярии жалобами на бегство колонов и просили помощи. Императоры пошли навстречу среднеслужилому со­словию и рядом конституций положили конец сво­бодному переходу колонов от одного помещика к другому. Со времени Константина и до самого кон­ца Империи следует ряд декретов о прикреплении колонов и рабов к «месту приписки» (origo). Пер­вый закон «о беглых колонах» (de fugitivis colonis) был издан Константином 30 октября 332 г. Бли­жайшим поводом к изданию этого закона послужили тревожные сведения, поступившие с мест в связи с производством ценза. Сборщики и ревизоры доноси­ли о сокращении числа платежных единиц и умень­шении рабочей силы, бегстве колонов и разорении средних и мелких посессоров. В ответ на это после­довал названный декрет Константина, запрещавший принимать беглых колонов и рабов.

«Тот, у кого будет найден принадлежащий друго­му колон,— гласит названный закон Константина, — не только должен его вернуть туда, откуда он родом, но и должен заплатить подать, причитающуюся с него (колона) за все то время, какое у него колон нахо­дится. А самих колонов, которые вздумают бежать, надлежит заковывать в кандалы, как рабов, чтобы в наказание заставить их рабским способом исполнять обязанности, приличествующие свободным людям» (ipsos etiam colonos qui fugam meditantur, in servilem condicionem ferro ligari conveniet, ut officia, quae liberis congruunt, merito servilis condemnationis conpellantur inplere)1.

Колоны и рабы закреплялись за теми поместьями, где они были зарегистрированы во время последней переписи. Никаких переходов из одного имения в дру­гое отныне не допускалось.

«Настоящим нашим распоряжением, — гласит один из императорских рескриптов, — еще раз под­тверждается, что никому не позволено переносить уплату налога, причитающегося с одного владения, в другое (praestationes possessionum); пусть взнос (inlatio tributaria) производится в том месте, которое показано цензом»2.

Большая часть известных нам императорских кон­ституций, относящихся к отдельным провинциям и регулирующих отдельные вопросы, показывает, что крепостные отношения не были результатом едино­го законодательного акта, но что они складывались постепенно и не были одинаковыми на всем прост­ранстве Римской империи. В Иллирике, например, закрепощение колонов введено было лишь при Ва- лентиниане в 371 г. «Мы полагаем, что колоны и ин- квилины Иллирика и соседних областей не могут ос­тавлять деревень, в которых они пребывают в силу рождения или родства. Пусть они служат земле не вследствие податных обязанностей, а вследствие име­ни и положения колонов» (inserviant terris non tributario nexu sed nomine et titulo colonorum)3.

«Отныне,— гласила другая конституция того же императора,— колоны Палестины не могут пользо­ваться полным правом перемены местожительства, но, подобно колонам других провинций, они при­крепляются к земле, и никто не может безнаказанно удерживать их у себя» (exemplo aliarum provinciarum ita domino fundi teneatur, ut sine poena suscipientis non possit abscedere)4.

Аналогичные постановления известны относи­тельно Фракии и некоторых других провинций. Так, в одной конституции императора Феодосия колонам Фракийского диоцеза запрещается покидать участки, на которых они в данное время пребывают.

«Во всем Фракийском диоцезе отныне навсегда уничтожается поголовная подать и уплачивается

только поземельная (iugatio terrena). Но это не сле­дует рассматривать как освобождение колонов оброч­ного состояния (tributariae sortis) от податной зави­симости и разрешение им свободного перехода, куда им будет угодно. Они удерживаются по праву наследственной зависимости (originario iure), и если они даже свободны по состоянию, то они являются рабами самой земли (servi tamen terrae ipsius), на ко­торой они родились, и рассматриваются как не име­ющие права ухода и перемены места по своему же­ланию. Владельцу же их (possessor eorum) раз­решается в отношении их пользоваться правом па­трона и властью господина. Если же кто-либо сочтет, что можно принимать чужого колона, уплачивает два фунта золота»1.

В конституциях в самых различных комбинациях повторяется одна и та же мысль, что колоны не мо­гут переходить ни в какое другое состояние, ни от­чуждать своих участков, ни быть отчуждаемыми соб­ственниками земли. Земли, проданные или каким- либо иным способом отчужденные, подлежат немед­ленному возврату теми, кто их приобрел нечистым и незаконным путем2.

Самих же колонов и рабов, нарушающих установ­ленные нормы, закон предписывает карать строжай­шим образом (servos vero et colonos cohercitio ab huiusmodi ausibus severissima vindicabit)3, налагать суровые наказания (vinculus poenis que subdantu), за­ковывать в железо (ferro ligari)4 и т. д.

Принцип «приписки» распространялся не только на колонов, но и на рабов, таким путем сливавшихся в одну категорию зависимых людей (obnoxii). Внесен­ные в податные списки рабы, колоны и свободные дер­жатели земли объявлялись прикрепленными к «месту приписки» и автоматически переходили в разряд «при­писанных» (adscripticii) или «цензовых людей» (censiti, obnoxii, servi censibus adscripti)5. В некоторых консти­туциях колонат называется ярмом рабства (iugum servitutis), а колоны приравниваются к рабам земли (servi terrae, adscriptio terrae), владелец же земли име­нуется их патроном (patronus) и господином (dominus). Длинную серию законов о закрепощении колонов и рабов заканчивает конституция императо­ра Анастасия 500 года, вводившая 30-летнюю дав­

ность пребывания колонов, инквилинов и рабов в од­ном и том же поместье. По истечении же указанного срока не только сам держатель земли (servus terrae), но также его жена и все его потомство автоматически прикрепляются к «месту приписки».

«Может ли служить извинением для сына колона после смерти его отца то обстоятельство, что он в те­чение тридцати, сорока или большего числа лет на­ходился на положении свободного человека, владелец же земли, удовлетворяясь работой его отца, не тре­бовал его присутствия, и потому он в течение многих лет, не производя никаких работ и не неся никакой по­винности, сделался бесполезным для деревни? При этом владельца нельзя было упрекнуть в нерадивос­ти, потому что его отец уплатил все необходимое.

Нам кажется, что во всех подобного рода случа­ях было бы слишком жестоко заставлять владельца земли терпеть убыток от отсутствия колонов, родив­шихся в его деревне и потому обрабатывавших зем­лю через посредство своих отцов, братьев или род­ственников. В силу того, что в таких случаях часть личности через родство до известной степени оста­валась в имении, то и сама личность как бы не отсут­ствовала и не находилась на свободе. На этом осно­вании право владельца земли должно оставаться не­поколебимым, и колон считается пребывающим в име­нии до тех пор, пока остаются на земле его предки, потомки или родственники»1.

Императорские конституции не только определя­ли правовое положение колонов, но также устанав­ливали характер и размер оброков и повинностей как в отношении их господ, так и в отношении государ­ства. «На обязанности колонов лежит обрабатывать землю и платить налоги» (at enim hi quoque et terram et tributum solvere) — такова общая формула законо­дательных актов Поздней империи. На первом плане стояли государственные повинности, включавшие в себя помимо поголовной подати (tributum capitis), уплачиваемой всеми разрядами «сельского плебса», всякого рода общественные повинности и сборы (publicae fimctiones, fiscalia). «Все владельцы земель­ных участков уплачивают государственные повинно­сти, пусть они при этом не ссылаются ни на какие противоположные акты» (omnes pro his agris quos possident publicas pensitationes agnoscant)2. Никакие привилегии положения не могут служить предлогом для уклонения от государственных повинностей и установленных обязанностей (obsistere commodis publicis et statutis necessitatibus non possunt privilegia dignitatum).

Отношения между колонами и владельцами поме­стья определялись поместным уставом (lex praedii), нарушение которого каралось верховной властью. Согласно поместному уставу, колоны уплачивали владельцу определенную долю урожая (partes fructuum, partes agrariae), обычно одну треть2. Взи­мание оброка деньгами воспрещалось, за исключени­ем особых оговоренных в уставе случаев (nisi consuetudo praedii non exigat)3. К регулярным обро­кам присоединялись еще нерегулярные эк­страординарные повинности, так называемые «черные работы» (sordida munera), к числу которых принад­лежали: постройка и ремонт дорог и мостов, работа в пекарнях, доставка угля, обжигание извести, обес­печение транспорта повозками и лошадьми (paraveredorum et parangariarum praebitio) и т. п.

Высшей инстанцией в разрешении всех конфлик­тов, возникавших между владельцем поместья и его колонами, являлось государство в лице императора и его чиновников (officiales). По сравнению с выго­дами отдельных посессоров, интересы государства в целом, т. е. интересы всех групп служилого сосло­вия, были шире и не всегда совпадали со стремлени­ями отдельных лиц и групп. Из этого вытекала необ­ходимость законодательного ограничения произвола отдельных посессоров в отношении налогов и повин­ностей, взимаемых с сидевших в поместье людей. Посессору, взявшему с колона больше положенно­го, предписывалось вернуть излишек колону с обя­зательством не повторять этого в будущем. Колон считался закрепленным не за тем или иным лицом, а за определенным земельным участком, который ни он сам не мог покинуть, ни с которого не мог удалить его владелец поместья. Колон, по образному выра­жению римского права, являлся «рабом земли», но не рабом ее владельца.

«Всякий колон, с которого его господин взял больше, чем это установлено практикой и взималось в прежние времена, имеет право обратиться к бли­жайшему начальнику за судом и изложить ему сущ­ность дела. Этим отнимается возможность у того, кто взял сверх нормы, злоупотреблять своим правом в

будущем, предварительно взыскав с него полученный им излишек» (prius reddito quod superexactione perpetrata noscitur extorsisse).

Землю можно было продавать только вместе с си­девшими на ней людьми — колонами и рабами, — и, наоборот, отчуждение людей разрешалось не иначе, как вместе с землей.

Сказанным определяется правовое различие меж­ду колоном и рабом, заключавшееся в том, что раб клас­сического периода был непосредственно подчинен сво­ему господину-рабовладельцу, между тем как колон был связан с владельцем земли через обрабатываемый им участок и лежавшие на нем государственные и част­новладельческие повинности, от которых он de jure все­гда мог освободиться при соблюдении известных усло­вий. Идея опосредованной зависимости колона отра­жена не только в законодательстве (servi terrae, membra terrae, agrorum pars и пр.), но также и в литературе По­здней империи, как например в «Божьем граде» Авгу­стина, выдвигающего на передний план не личную, а поземельную зависимость колона от посессора (propter agriculturam sub dominio possessorum)2.

Правовое различие между колоном и рабом в принципе сохранилось до самого конца Римской им­перии, хотя на практике рабы и колоны постоянно смешивались в одну категорию зависимых людей3.

Как станет ясно из дальнейшего, стремление им­ператоров подчинить общегосударственным интере­сам интересы посессоров наталкивалось на многие препятствия и в общем не увенчалось успехом. Наи­большее сопротивление ограничительной политике государства оказывали светские и церковные магна­

ты, удельный вес которых в последние века Римской империи сильно повысился.

Исторический процесс шел в противоположном желанию императоров направлении. По мере при­ближения к концу Римской империи колоны и рабы из подданных римского императора превращались в подданных магнатов, присваивавших себе функции государственной власти — сбор налогов, поставку рекрутов и пр. «Колоны всех разрядов должны оста­ваться на своих местах и безусловно повиноваться своим господам» (domino possideri), — гласит одно из постановлений императоров.

Из неофициальных памятников, в особенности из христианской публицистики, например, из сочине­ний и проповедей Иоанна Златоуста, а также из со­чинения «бедного священника» Сальвиана можно за­ключить, что положение сельского населения в кон­це Римской империи в массе было гораздо хуже, чем при Антонинах и Северах. «На колонов, — жалует­ся в одной из своих проповедей радикально настро­енный христианский проповедник Иоанн Хризостом (Златоуст), — умирающих с голода, взваливают бес­конечные, невыносимой трудности работы; от них требуют непосильных услуг, их третируют, как ос­лов или мулов или как камни, не давая даже перевес­ти дыхание. Независимо от того, приносит ли их уча­сток доход или нет, с колонов требуют тех же повин­ностей, не имея никакого снисхождения. Кто может быть более достоин сожаления, чем крестьяне, про­работавшие всю зиму, истощенные холодом, дождем и бессонными ночами, возвращающиеся домой с пу­стыми руками, оставаясь сверх того еще в долгу. Кроме голода и несчастий, они должны испытывать страх перед пыткой поместных диктаторов, перед жестоким обращением, требованиями возврата и не­умолимым «требованием отбывания барщины»1.