Юридические факты. Сделки односторонние и двусторонние
У сторон гражданского оборота в силу тех или иных обстоятельств может изменяться их правовое и имущественное положение. Такие изменения называются юридическими фактами. Эти изменения могут происходить по воле субъекта, тогда они называются актами, и помимо нее — это есть события. Очевидно, что в данном конкретном случае некоторые из фактов, необходимых для наступления известных юридических последствий, могут уже существовать, другие же могут еще отсутствовать. При таких условиях вопрос о том, возникнет ли или изменится и т.д. данное право, до поры до времени остается открытым.
Существует неопределенное состояние, так называемое состояние неизвестности права, negotium или dominium pendet, in pendenti, in suspenso est. Это состояние само по себе уже может породить известные юридические последствия. В частности, когда специфические последствия, связанные с возникновением нового права, затрагивают интересы не одного лица, а двух или нескольких лиц, то возникает вопрос, с какого момента начинается влияние, оказываемое изменившимися обстоятельствами, на взаимные отношения этих лиц. По общему правилу — о момента окончательного возникновения данного права, т.е. с момента, когда наступили все требующиеся для этого факты. Но в некоторых случаях дело рассматривается так, как будто право возникло не с момента окончательного совпадения всех необходимых для возникновения его фактов, а раньше, когда имелись налицо лишь некоторые из этих фактов. В таком случае говорят о ретротракции права.
Юридические акты могут не затрагивать напрямую воли и сознания третьих лиц. Если же они направлены на общение, предполагают ответные действия (reactio), эти акты называются юридическими сделками. Юридическими сделками не ограничивается круг дозволенных юридических актов. В частности, от сделок надо отличать: 1) такие реальные распорядательные акты, в которых проявляется только воздействие лица на предметы внешнего мира (как, например, occupatio rei nullius, derelictio); 2) такие волеизъявления, которые служат проявлением существующего уже отношения, входят в его содержание (как, например, извещения, напоминания и т.п.).
В римском праве известен был термин, которым обозначали любые, в первую очередь дозволенные и возмездные, действия (соглашения, сделки), а позже и процессуальные средства, — negotium (пес otium — неотдых). Римские юристы различали юридические действия между живыми (inter vivos) и на случай смерти (mortis causa); односторонние (unilaterales) и двусторонние (bilaterales); формальные и неформальные; абстрактные и каузальные; возмездные и безвозмездные (negotia onerosa; negotia lucrative) в зависимости от того, связана ли сделка с известными невыгодами для лица или она приносит только одни выгоды; совершенные (negotia perfecta) и несовершенные, т.е. еще не приведшие к исполнению (negotia imperfecta); фиктивные (pro forma, т.е. без намерения создать их нормальные последствия contractus imaginarius). Строго односторонние соглашения назывались negotia stricti juris (contractus unilaterales); negotia bonae fidei содержали также некоторое обязательство для управомоченного (contractus bilaterales inaequales).
Формальными считаются те сделки, для действительности которых требуется соблюдение определенной формы; неформальными — такие, при которых форма безразлична, лишь бы вообще можно было распознать волю лица. В древнем римском праве преобладали формальные сделки. Важнейшими из них были mancipatio и jure cessio. По мере развития гражданского оборота наряду с этими и другими формальными сделками стали появляться сделки и неформальные, для действительности которых уже не требовалось соблюдения раз и навсегда установленного определенного ритуала, всякое уклонение от которого приводило бы к недействительности сделки, а требовалось только, чтобы воля была облечена в какую бы то ни было внешнюю форму и тем стала распознаваема для третьих лиц. Не имела значения форма: выражалась ли воля на словах, или в письменном виде, или в действиях иного рода. Однако еще в юстиниановском праве форме придавали, в принципе, весьма важное значение как при сделках на случай смерти (mortis causa), так и при сделках между живыми (inter vivos).
Что касается, в частности, неформальных сделок, то при них воля может быть выражена по усмотрению сторон на словах, или в письме, или при помощи других каких-нибудь знаков (например, посредством кивания головы), или, наконец, в действиях. В частности, различают прямое и косвенное выражение воли. Косвенное выражение воли есть такое, которое выводится из общего поведения лица или из таких действий его, которые обыкновенно служат показателем совершенно определенного направления воли. Такие действия называются facta concludentia, конклюдентными действиями. В частности, еще при Юстиниане сохранялось общее правило, что nuda pactio non parit obligationem, и исключения из этого правила были не особенно многочисленны. В зависимости от последствий, которые предусматривала та или иная подсистема римского права, различали negotia juris civilis, negotia juris honorarii и negotia juris gentium. Negotia nova были договорами, которые защищались не цивильными, а претор-скими исками. В виде исключения одна из сторон могла получить правомочия, хотя сама не обязывалась (negotia claudica-ntia), к примеру, в двусторонних договорах, заключаемых рабом или несовершеннолетним без согласия опекуна.
В зависимости от субъекта волеизъявления различались сделки односторонние и многосторонние. Для совершения первых необходимо было согласие только одной стороны (договор займа, завещание). Второй тип сделок предполагает участие как двух сторон (купли-продажи), так и нескольких (договор товарищества). «Res inter alios acta, aliis neque nocere, neque prodesse potest» («Сделки между лицами не могут ни идти на пользу, ни вредить третьим лицам»).
Для заключения действительного юридического акта надо было соблюсти 4 необходимых условия (essentialia negotii):
1) действующие лица должны быть способны к юридическим действиям (capaces negotii), и ограниченно дееспособными выступали mulieres, impuberes, minores, prodigi, furiosi, dementes, caeci, muti, surdi; примечательно, что возраст договаривающихся не должен был определяться так же, как и для брака («in sponsalibus contrahendis aetas contrahentium definita non est ut in matrimoniis»);
2) содержание их воли должно признаваться правом, а также быть возможным de jure atque de facto (non in fraudem legis nee contra bonos mores); то, что было ничтожно с самого начала, не может быть сделано имеющим силу после сделанного («quae ab initio non valet, ex post facto convalescere non potest»; обещавший недозволенное не обязывался: «promit-tens illicitum non obligatur»);
3) проявление воли действующих лиц формально (de forma) или неформально (verbis aut tacite): «Non refert an quis assensum suum praefert verbis, an rebus ipsis et factis» («He имеет значения, выражается ли согласие словами или действиями или поступками»); animus как воля, намерение проявлялись уже в древнем праве (при краже animus furandi). В классический период animus обозначал волю, направленную на определенную цель, которая выявляется из общего поведения действующего. Выясняется воля путем толкования. В постклассическом и юстиниановом праве animus становится самостоятельным элементом, чье значение всячески подчеркивается. Dissensus как недоразумение, взаимное и незамеченное несовпадение воли (побуждений), которое было обусловлено ошибкой одной или обеих договаривающихся сторон, делало договор недействительным, если оно было простительным: хотя высказывания сторон совпадали, их согласие было кажущимся, и они совершили договор только потому, что придали иной смысл высказыванию другой стороны; воля, проявившаяся в действии, считается молча выраженной («voluntas ex facto collecta praesumitur tacita»).
Римские юристы допустили молчаливое выражение воли. Ульпиану и Павлу принадлежали существенные решения по этому предмету. Если опекун, принимая опеку, называет одного из присутствующих как поручителя, а этот последний молчит при внесении его имени в судебный протокол, то тем самым он выражает согласие на свое назначение. Если после развода дочери с ее мужем ее отец предъявляет к этому последнему иск о приданом и она, зная о том, молчит, то это признается за ее согласие на иск. Если отец знает, что его сын или раб на счет своего пекулия заводит торговое дело, и молчит, то он признается согласившимся на это и ответственным по actio tributoria. Хозяин имения, который молчит, или наниматель, который не съезжает по истечении срока договора, признается согласившимся на возобновление договора. Если кто-либо ручается за должника и должник, зная о том, молчит, то он признается согласившимся на принятие поручительства. Если отец знает, что его сын занимает, и молчит, то это означает согласие отца на заем. Если наследник, который обязан передать наследство по фидеикомиссу, знает, что фидеико-миссарий завладел наследством, и молчит, то в этом заключается передача наследства. Какое значение имеет молчание лица, которому сделаны какие-нибудь предложения другим лицом? Павел формулировал общее правило: если кто молчит, то это не значит еще, что он соглашается; однако верно и то, что он не отрицает. Общее-правило таково, что молчание не есть знак согласия. «Qui tacet, non utique fatetur, sed tamen verum est, eum non negare» (D. L. 17.1.142 de R. J). Из этого общего правила допускается, однако, исключение, и молчание лица принимается за изъявление им согласия на предложенную ему комбинацию, если по обстоятельствам дела от него можно было требовать открытого отказа. Так, например, если одно лицо в присутствии другого заявляет, что последний принимает на себя поручительство по долгу первого, а лицо, на которое таким образом было указано в качестве поручителя, молчит и позволяет составить акт о принятии им на себя поручительства, то оно отвечает как поручитель; 4) высказывание каждого действующего лица должно соответствовать его воле: «Velle nomcreditur, qui obsequitur im-perio patris vel domini» («Тот не считается давшим согласие, кто повинуется приказу своего отца или хозяина»). Когда не ясен был смысл отдельно взятых слов, то намерение сторон в договоре часто может быть установлено путем обращения к рядом находящимся словам: «Copulatio verborum indicat quod accipiantur in eodem sensu». Цицерон отмечал: «Ведь когда дело идет о честном слове, всегда надо думать о своем намерении, а не о своих словах» (De offic. I. 13.40). Римские юристы уделяли огромное внимание воле и ее выражению (manifestatio voluntatis), для определения ее они создали своеобразные тесты. Малейшая ошибка в соблюдении формы, ошибка в слове, жесте, числе свидетелей, их поведении и т.п. делали акт недействительным всецело. С другой стороны, если акт совершен по форме, установленной для него, то он непременно ведет к предустановленным последствиям; никакие оговорки или отговорки не принимались во внимание. Что сказано, то сделано (dictum factum), и это считается, безусловно, выражением воли действовавшего. Квиритское право вовсе не знает отмены актов, заключенных вследствие заблуждения, обмана, даже насилия или устрашения. Это прямой результат той чувственности мысли, при которой в представлении юриста сливались и форма, и существо акта. Торжественная форма составляет существенный элемент акта. Согласие было «одновременным объединением воли нескольких людей в одном предприятии» («Consensus voluntas multorum ad quos res pertinet, simul juncta»).
В консенсуальных контрактах достаточно было неформально выраженного согласия (nudus consensus) для заключения договора, имеющего законную силу. Такие договоры (в посткласический период — все долговые договоры) вместе со всеми привходящими обязательствами могли быть отменены неформальным взаимным соглашением. Если стороны по недоразумению незаметно выразили несовпадающую волю (dissensus), что было обусловлено ошибкой одной или обеих договаривавшихся сторон (договор они хотели заключить, придавая высказыванию друг друга иной смысл), то это могло стать основанием для недействительности данного договора: «Nudi consensus obligatio contrario consensus dissolvitur», «Cum in corpore dissentitur, apparet nullam esse acceptionem» («Когда есть разногласие по существу, представляется, что акцепта нет»).
Error (ошибка) являлась заблуждением, неверным представлением о юридически существенном обстоятельстве, противоречием между представлением и реальностью, несовпадением воли и ее изъявления, когда действующее лицо высказало не то, что хотело, или не высказало то, чего хотело. Неведение (ignorantia) есть отсутствие представления о чем-нибудь. Практическое значение обоих этих моментов было одинаковым; вот почему римские юристы и не делали строгого различия между ними. Они не создали общей теории ошибки, но рассматривали каждую категорию случаев в отдельности. Они либо вообще не учитывали ошибку, либо считали сделку оспоримой или недействительной. Ошибка в отличие от недоразумения (dissensus) касалась непосредственного волеизъявления действующего лица.
Ошибка относилась к обстоятельству фактическому (error facti) или юридическому (error juris ignorantia). При условии, что фактическая ошибка была извинительной (error probabilis), наибольшее влияние на обязательную силу сделки оказывала ошибка в существенных реквизитах сделки (error essentialis), к чему относились следующие обстоятельства: ошибка в юридическом характере данной сделки (error in negotio), в идентичности лица (error in persona) либо предмета (error in corpore), в свойствах лица или вещи (error in qualitate); особенно важна была ошибка в материале вещи (error in materia sive substantia), в поле раба (error in sexu), в девственности рабыни (error in virginitate). Для того чтобы заблуждение принесло обозначенные положительные или отрицательные выгоды заблуждающемуся лицу, оно по общему правилу должно быть извинительными (error probabilis).
Спрашивается, при каких условиях заблуждение может считаться извинительным? Римские] юристы проводили в этом отношении строгое различие между error juris и error facti. Error juris называется заблуждение, касающееся правовых норм, error facti — заблуждение, касающееся каких-нибудь фактических обстоятельств. Error juris считался неизвинительным, error facti — извинительным. Paulus: «Regula est juris quidem ignorantiam cuique nocere, facti vero ignorantiam non nocere» (D. XXII. 6.1.9 pr. de juris et facti ignorantia). Это мотивировалось тем, что нормы права могут и должны быть установлены раз и навсегда, а потому и знания их можно требовать от всякого, тогда как фактические обстоятельства постоянно изменяются, а потому нельзя и требовать всегда полного знакомства с ними. Поэтому ошибка в фактической обстановке не должна приниматься во внимание и не дает ошибавшемуся никакого права требовать отмены сделки. Таково именно было общее правило. Если договорившийся заблуждался относительно свойств своего контрагента или своих отношений к нему, также относительно свойств или достоинства предмета (error in substantia) и своих отношений к предмету (например, продавал чужую вещь за свою), то такие ошибки не влияли на силу договора.
На деле, однако, этот принцип был модифицирован юристами в двояком отношении. Во-первых, было признано, что не всякое фактическое заблуждение должно быть признано извинительным, но только такое, которое не исходит из крайней небрежности, из крайнего нерадения лица. От каждого гражданина он ожидает такого знания и такого внимания к своему делу, которое свойственно рачительному домохозяину (diligens et studiosus pater familias). He прощается ошибка легкомысленная (crassa, summa neglegentia), равно не требуется чрезмерная пытливость или осмотрительность. Но каждый при данных обстоятельствах должен знать и предвидеть, что знает и предвидит рачительный хозяин. Поэтому тот, кто ссылается на свою ошибку, должен доказать, что при данных обстоятельствах она была неизбежна даже при существовании необходимой рачительности. Достаточно сделать эту неизбежность только вероятной. Ошибка принадлежит к числу тех событий, которые могут быть предметом строгого и точного доказательства лишь в исключительных случаях. Исключение было допущено только для тех случаев, где заблуждение было вызвано обманным образом действия противной стороны; в таком случае считалось извинительным всякое заблуждение, хотя бы обманутый только благодаря крайней небрежности, крайнему легковерию своему попал впросак.
Во-вторых, и error juris был признан извинительным при известных условиях. Так, error juris прощался иногда женщинам, несовершеннолетним, солдатам. Во всех заключаемых соглашениях ошибка лишала силы любое совершаемое юридическое действие («In omnibus negotiis contrahendis... si error aliquis intervenit... nihil valet, quod acti sit»). Error in qualitate касалась количества или размера, error in calculi — расчета, error nominis — названия или имени, error f alsae causae — npa-вооснования: «Plurimum interest, utrum quis de alterius causa et facto non sciret an de jure suo ignorat» (Pomponius). Помпо-ний считал, что нет обиды изъявившему согласие: «Volenti non fit injuria».
Прикрытая оговорка (reservatio mentalis), высказанная после формально безупречного юридического действия, была нацелена на исключение-последствий первоначального высказывания. Она никак не влияла на его обязательную силу и лишь в каноническом праве могла повлиять на обязательную силу брака. Поскольку заблуждение вообще имеет юридическое значение, оно по общему правилу выгодно для заблуждающегося. В тех случаях, где оно играет роль положительного фактора, оно доставляет ему известную положительную выгоду, давая заинтересованному лицу возможность приобрести что-либо или сложить с себя ответственность за что-либо (например, если по ошибке было уплачено недолжное, то эта ошибка, это заблуждение дает лицу право требовать возврата недолжно уплаченного; если по ошибке было обещано уплатить недолжное, то эта ошибка дает возможность уклониться от уплаты недолжно обещанного). С другой стороны, там, где заблуждение играет роль отрицательного фактора, оно доставляет заинтересованному лицу известную отрицательную выгоду, предохраняя его от известных невыгодных последствий (например, незнание о скрытых недостатках проданной вещи освобождает продавца от ответственности за весь проистекший отсюда для покупщика убыток). Для того чтобы заблуждение доставило означенные положительные или отрицательные выгоды заблуждающемуся лицу, оно по общему правилу должно быть извинительным (error probabilis).
Только извинительное заблуждение может доставить заинтересованному лицу известные положительные или отрицательные выгоды. Извинительным может быть не только фактическое, но и юридическое заблуждение. Фактическое заблуждение по общему правилу считается извинительным тогда, когда оно не является результатом крайней небрежности со стороны заблуждающегося. Юридическое заблуждение'неизвинительно, если человек по своему развитию при желании мог вполне ознакомиться с касающимися его нормами права или мог обратиться за советом к сведущим людям. Оно извинительно, если в нем повинен человек неразвитый, в особенности несовершеннолетний, солдат, а также (propter sexus infirmitatem) и женщины. Несовершеннолетней женщине извиняется, если она, оставшись вдовой, не озаботится своевременно об опекуне для малолетнего ребенка, и каждой женщине прощается упущение по неведению формальностей, которые установлены на случай ее беременности, обнаруженной после развода. Женщины ставились первоначально на одну позицию с несовершеннолетними, но в 469 г. император Лев предписал извинять женщинам незнание права только тогда, когда это будет прямо предписано законом.
При Юстиниане для женщин существовала та же льгота относительно поручителей в процессе, что и для несовершеннолетних. Иск, предъявленный женщиной (а также несовершеннолетним), не терял своей силы, если одновременно с ним не были представлены письменные доказательства, как это требовалось по закону. Лица из простонародья могли безнаказанно впадать в error juris относительно времени представления письменных документов и относительно сроков при bonorum possessio. Точно так же знание этих сроков, равно как сроков, установленных для составления инвентаря наследственного имущества, было необязательно для военных. Военному дозволялось также до самого момента исполнения решения представлять в свое оправдание доводы, которые он упустил представить в свое время (императорский указ 212 г.). Во всех этих случаях недействительное объявляется действительным.
Error juris (juris ignorantia) составлял простейший вид ошибки в юридической обстановке сделки. Сюда относилось незнание юридических последствий сделки, а также расходящееся с законом ее наименование или составление. Вот те примеры, которые обыкновенно приводятся в виде иллюстраций заблуждения, свидетельствующего об отсутствии соответствия между волей и ее внешним проявлением. Но это именно только примеры, ибо подобное значение может приобрести и заблуждение относительно других пунктов сделки, как то: error in jure, error in tempore, error in loco, error in conditione и т.д. Сделки, заключенные ради шутки, с учебной целью и т. п., недействительны, раз они были совершены при таких обстоятельствах, которые для всякого здравомыслящего человека исключали возможность предположить, что сделка совершена серьезно. Симулированные сделки, раз симуляция была ясна для обеих сторон, тоже недействительны. Но если под симулированной сделкой скрывается другая (диссимулированная), то последняя остается действительной, раз она не носит запрещенного характера и если соблюдены законные условия сделок ее типа. Но, конечно, такие случаи встречаются редко. Чаще всего прибегают к заключению диссимулированных сделок именно с тем, чтобы скрыть запрещенную сделку под видом другой, дозволенной. Так, например, у римлян были запрещены дарения между супругами; чтобы обойти это запрещение, нередко супруги заключали между собою фиктивную куплю-продажу, под которой скрывалось дарение. Такие сделки, конечно, тоже недействительны. «Si uxor a marito sua praedia: emerit, eaque emtio donationis causa facta dicatur, nullius esse momenti. Imperator noster cum patre suo rescripsit». Ср.: 1.7 D. de don. inter virum et uxorem 24.1 (Ulpianus).
Сделки, совершенные sub reservatione mentali, как уже было сказано, всегда действительны. Сделки, совершенные без участия воли, в силу физического принуждения, конечно, всегда недействительны. Все учение о несоответствии между волей и внешним ее выражением вообще и учение об условиях так называемого существенного заблуждения, в частности, было создано римскими юристами лишь в самых общих чертах и подверглось серьезной разработке лишь в наше время. При толковании соглашений, провозгласил Папиниан, следует обращать внимание более на волю договорившихся, нежели на их слова. Иногда стороны не сознают, что они имеют в виду совершенно разные вещи. Это случай так называемого недоразумения. Недоразумение, раз оно касается существенного пункта сделки, имеет такое же юридическое значение, как и всякое другое существенное заблуждение. Другими словами, оно точно так же при известных условиях может привести к недействительности сделки ввиду отсутствия соответствия между волей и внешним ее выражением.
В заключение приведем несколько примеров. Недоразумение касательно природы сделки: один воображает, что получает деньги взаймы, а контрагент хочет подарить их. Относительно полнее практика III в. н. э. разработала вопрос о симулированных сделках (simulatio). Так называется сокрытие одной сделки под формой другой, например дарение или залоговый договор скрывается под куплей, купля на 20 000 — под куплей в 10 000 и т.п. Обе стороны желают скрытой сделки, но совершают явно другую. Это может происходить под влиянием различных мотивов. Стороны могут желать почему-либо скрыть настоящую сделку от внимания третьих лиц, или же симуляция направлена к тому, чтобы обойти запрещения закона. Как скоро симуляция обнаруживалась перед судом, этот последний должен был признать в совершившемся не явную сделку, но скрытую.
К симулированным сделкам стояли близко такие мнимые сделки, которые предпринимались сторонами с целью провести третье лицо. Недоразумение касательно объекта сделки: я думаю, что покупаю fundum Cornelianum, а продавец воображает, что речь идет о fundus Sempronianus. По мнению Ульпиана и других юристов, если по какому-либо случаю между договаривающимися сторонами произойдет недоразумение относительно предмета их сделки, так что одна сторона имеет в виду один предмет, другая же полагает, что дело идет о другом предмете (error in corpore), то сделка признается ничтожной. Недоразумение касательно личности контрагента: я думаю, что заключаю договор с одним лицом, заключаю же его на самом деле с другим, который, в свою очередь, не знает, что я вовсе не с ним намерен вступить в договор. В римском праве нет ни одного примера, в котором действительная сделка была бы лишена силы вследствие ошибки в полномочиях. Разумеется, это происходит и от того, что только в относительно редких случаях сделка действительна при ошибке в полномочиях. Пример приводит Павел: если кто-нибудь получает вещь, принимая передающего за несобственника, то тем не менее он получает право собственности. На случай неразрешимых сомнений были установлены определенные презумпции: так, из двух возможных смыслов сделки принимался тот, который устанавливал относительно меньшую сумму долга, или тот, который склонялся в пользу обещавшего (при стипуляции), в пользу покупателя или нанимателя, или тот, например, который (в случае спора о приданом) больше говорил в пользу установления приданого. Сделка должна остаться действительной также в интересах передающего, который, будучи собственником, естественно, не может предполагать, что другие сомневаются в его полномочиях. Помпоний еще раньше высказался, что «кто ошибается, тот не имеет воли».
Ошибка в смысле неумышленности деяния отнимала у преступлений и других неблаговидных действий их уголовный характер. Кто присваивает себе чужую вещь, принимая ее за свою, тот не наказывается за воровство или за насилие; кто женится на вдове, не зная, что не прошло еще года со смерти ее мужа, тот не подвергается бесчестию; кто даст взаймы чужому сыну, состоящему еще под родительской властью, принимая его за лицо самостоятельное, тот не лишается окончательно права на обратное получение денег (SC Macedonianum), потому что в этих и других подобных им случаях невыгодные последствия акта обусловлены непосредственно его предумышленностью. Ошибка устраняет предумышленность.
Большое значение для признания сделки действительной имело дополнительное одобрение — ratihabitio. Его следствиями были: 1) получение законной силы (convalescentia) юридического действия; 2) оспоримое юридическое действие неоспоримое (corriprobatio), что приводило к отказу управомоченного от притязания на отмену порочного юридического действия; 3) добавляется отсутствовавшее ранее согласие управомоченного (dominus negotii). Ratihabitio осуществляется признанием и действует с обратной силой, но без ущерба для прав третьих лиц, приобретенных за данный промежуток времени.
Сделки совершались торжественно, отличаясь пластичностью формы. Дри этом произносились определенные слова (fidem do, fide mea spondeo, per fidem meam и т.п.), происходили определенные телодвижения (рукобитье, dextram dare), призьталось в свидетели божество (клятва, jusiurandum). Такая форма была обязательна в силу обычая или нравов, точно так же, как форма юридических сделок была обязательна в силу постановлений права. Однако контроль нравов в этом отношении был подвижнее, нежели контроль права.
Форма манципации и цессии оставалась еще во времена Гая такой же, какой она была в эпоху издания Законов XII таблиц; такая неподвижность не могла быть свойственна сделкам, которые, не находясь в ведении суда, контролировались лишь нравами. Со 2-й половины II в. н. э. юристы, напротив, отступают от вышеозначенных требований; они допускают, что при известных обстоятельствах сделка должна почитаться совершенной даже тогда, когда выражение воли не было направлено непосредственно на ее содержание. Если кто-нибудь совершал такой акт, который мог иметь смысл только в предположении, что совершающий вступил в известную сделку, то эта сделка тем самым признавалась заключенной. Юлий Павел совсем отказался от прежнего снисходительного воззрения на ошибку. Он отнесся с большим сомнением к взгляду Лабеона и сам сформулировал правило, которое не согласовалось даже с правилом Папиниана. «Regula est, — говорит Павел, — juris quidem ignorantiam cuique nocere».
Ошибка в праве никому не извиняется; сделка, которая совершена под влиянием этой ошибки, сохраняет свою силу. Говоря иначе, правило касательно error iuris вытекает из тенденции самосохранения, присущей правовому порядку. Практика завещаний оказала несомненное влияние на практику договора, и новый взгляд на сделку, который относился к завещаниям, отразился до некоторой степени на понимании договора. И договор стал оцениваться иногда по качеству скрытой воли каждого из договаривающихся, без отношения к тому, в какой степени эта воля обнаруживалась перед другими. Сначала это произошло, по-видимому, в таких случаях, где один из договаривающихся впал в ошибку относительно одной из существеннейших принадлежностей сделки, как то: личности своего контрагента, цены или предмета сделки.
Одни сделки требовали наличия юридически значимой цели — causa (каузальные), прочие не зависели от них (абстрактные). Causa в римском праве имеет несколько взаимосвязанных значений. Во-первых, это субъективный мотив к определенному поведению, к вступлению в правовой процесс; он может быть ложным (falsa causa), что не влияет на его силу; он может соответствовать праву (justa causa) или быть запрещенным (illicita causa) или безнравственным (turpis causa): «Ad turpia nemo obligatur». «Ex mala Causa non oritur actio» («Из незаконной сделки не возникает 'права на иск»). Во-вторых, causa обозначает экономическую цель, причину начала юридически значимых действий (causa contrahendi), а также правовое основание такого действия, связанного с каким-либо возмещением (causa onerosa) или без него (causa lucrative); в отсутствие или при отпадении такого основания можно было добиваться обратного исполнения (condictio). В связи с этим римские юристы говорили, что сделки могут совершаться либо credendi causa, либо solvendi causa, либо donandi causa. Но эти три категории случаев далеко не исчерпывают всего разнообразия встречающихся в жизни комбинаций. Так, например, передавая другому лицу какую-нибудь вещь, можно сделать это для того, чтобы эта вещь служила приданым его невесты — сделка совершена dotis constituendae causa. Или, например, если некто назначен наследником под условием, чтоб он заплатил определенному лицу известную сумму денег, то, производя эту уплату, он делает то, чтобы исполнить условие, от которого зависит приобретение наследства, сделка совершена conditionis implendae causa. To, что редко случается, без достаточных оснований не учитывалось при заключении сделки: «Еа quae rare accidunt, non temere in agendis negotiis compu-tantur». Недостижение causa, недостижение того объективного результата, ради которого лицо вступило в сделку и решилось на известные имущественные жертвы, при известных условиях дает ему право оспорить сделку. При этом соответствующее притязание в одних случаях направлено на исполнение противной стороной возникших против нее встречных требований (при двусторонних договорах), в других случаях - на возврат поступившего к противной стороне имущества (например, при выдаче приданого, когда брак впоследствии не состоится), в третьих случаях — альтернативно на исполнение или возврат (при так называемых безымянных договорах). И в другом еще отношении causa сделки не всегда имеет одинаковое юридическое значение. Дело в том, что нужно различать две группы сделок: материальные и абстрактные. Материальными называются сделки, которые с точки зрения обязанного лица содержат в себе указание на свою causa, как, например, договор займа. По отношению к таким сделкам недостижение causa сделки препятствует самому возникновению сделки, или, иначе, чтобы доказать существование сделки, нужно доказать, что causa сделки, объективный результат, ради которого лицо приняло на себя какие-нибудь обязанности, достигнут. Так, например, если кредитор требует исполнения по договору займа, он должен доказать, что валюта в свое время была получена должником, т.е. что объективный результат, ради которого должник вступил в договор, осуществился, ибо получение должником валюты составляет необходимое условие для возникновения договора займа. Напротив, абстрактными называются сделки, которые с точки зрения обязанного лица не содержат в себе указания на свою causa. Такое же значение имели, например, mancipatio и in jure cessio, на основании которых переносилось,право собственности; в основании этих сделок опять-таки могли лежать самые разнообразные causae.
Особенность абстрактных сделок заключается в том, что при них достижение causa сделки, достижение объективного результата, ради которого лицо вступило в сделку, не составляет необходимого условия для вступления сделки в силу. Поэтому кредитор по абстрактной сделке и не обязан доказывать, что causa сделки осуществилась. Различие между материальными и абстрактными сделками сводится к тому, что при материальных сделках в случае спора истец, чтобы добиться решения в свою пользу, должен доказать, что causa сделки с точки зрения противной стороны достигнута, а при абстрактных ответчик, если не желает быть присужден к уплате, должен доказать, что causa сделки не достигнута». Более отдаленное основание, бывшее предпосылкой для предыду- щего обязательства, не влияет на силу настоящего обязательства. «Quum principals causa поп consistit ne ea quidem quae sequuntur locum habent» («Когда отпадает главное условие, отпадают также и те условия, которые из него следуют»).
На поведение сторон мог влиять metus (страх). В техническом, специальном смысле он означал вымогательство, принуждение совершить сделку под угрозой серьезного противоправного действия. Принуждение учитывалось как психическое (vis complusiva), но не физическое (vis implusiva; vis absoluta). Учитывался также обоснованный страх, под воздействием которого даже смелый человек мог действовать против своей воли. При этом недостаточно было простого опасения перед родителями или другими лицами, которые заслуживали уважения или послушания. В первом случае лицо действует помимо всякого участия его воли, и такое действие, безусловно, недействительно, как на это было указано выше. Во втором случае лицо вследствие угроз побуждается совершить действие, которое оно при других условиях не совершило бы. У сделки отнимало силу только такое принуждение, которое причинялось одним из контрагентов и грозило другому контрагенту каким-либо злом в случае, если он откажется от совершения сделки. Угроза должна быть налицо. Таким образом, если кто-либо бросает свою землю под влиянием лишь известия о приближении вооруженной силы, тот не пользуется покровительством эдикта. Угрозы, следовательно, или, точнее, страх, вызванный ими (metus), являются побудительным мотивом для заключения сделки. Лицо, конечно, в данном случае могло бы и не совершить этой сделки, не уступив угрозам, и в этом смысле можно сказать, что, хотя лицо1 совершило действие под влиянием угрозы, оно все-таки хотело совершить его (et si coactus tamen volui); но, конечно, оно решилось на это только для того, чтобы избегнуть худшего. Поэтому сделка, совершенная под влиянием страха перед угрозами, может быть оспорена заинтересованным лицом. С этой целью претор ввел особый иск, actio quod metus causa, который мог быть предъявлен не только против угрожавшего и его наследников, но и против третьих лиц, которым досталось что-либо на основании вынужденной сделки. Претор Октавий («74 г. до н. э.) издал постановление, которое объявило ничтожными сделки, совершенные по принуждению (vi metusve). Если принудивший по распоряжению судьи не возвращал принужденному того, что приобретено им по сделке, то приговаривался к штрафу, вчетверо большему против присвоенного (quadruplum). В некоторых случаях, например в случае вынужденной манумиссии, сделка считалась даже недействительной. Однако не всякая угроза дает право опорочить сделку. Угроза должна быть действительной, исполнимой, незаконной, и, наконец, зло, которым угрожают на случай несовершения сделки, должно быть существенным.
Само собой разумеется, что угроза, которая делается лицом, имеющим на то право, например магистратом при исполнении им служебных обязанностей (или патроном, обиженным своим клиентом, мужем или собственником, заставшим прелюбодея или вора на месте преступления), не принимается во внимание. Но тот же магистрат может злоупотребить своим положением, и тогда объявляется ничтожным все, совершенное под влиянием его угроз. Следовательно, угроза должна быть неправомерной, чтобы отнять у сделки ее силу. Далее, не каждая неправомерная угроза имеет это последствие. Угроза должна содержать в себе устрашение большим злом. Такова угроза лишить жизни или свободы, подвергнуть истязанию или насилию, заключить в оковы, причем все равно, относится ли она к самому контрагенту или к его жене и детям. Вообще, имеет значение угроза, которая относится к личности, но не к имуществу. Не придается значения также угрозе, которая касается только доброго имени.
Иск о принуждении (actio quod metus causa) потерял свой строго личный характер, и его возможно было предъявить к каждому, кто приобрел что-нибудь по вынужденной сделке, хотя бы вовсе не был причастен к принуждению и даже не знал о нем. Если он отказывался]выдать приобретенное, то, подобно самому виновному, подледкал штрафу вчетверо. Таким образом, вместо относительно недействительности сделки, как это было сначала, была признана ее безусловная недействительность.
Принуждение как таковое, без всяких иных посредствующих причин, вызывает недействительность сделок, и потому эту недействительность обязаны признать все лица без исключения. «Таким образом, юридическими сделками следует назвать такие действия субъектов гражданского права, правовые последствия которых по закону (употребляем закон вообще в смысле выражения воли той или другой власти, которая создает гражданское право) обыкновенно соответствуют намерениям и желаниям сторон, совершающих действие. Сделка противополагается деликту или гражданскому преступлению. Правовые последствия деликта (например, воровства, обмана, оскорбления) обыкновенно противоречат намерениям и желаниям лица, которое его совершает, напротив, цель совершения юридической сделки состоит именно в том, чтобы вызвать последствия, которые связаны с ней правом».
К содержанию юридического акта по особому пожеланию сторон можно добавить дополнительные положения (acciden-talia negotia), которые могут изменить его обычные юридические последствия (condicio, dies). День (dies) являлся заранее установленным моментом времени, к которому привязывалось начало или окончание действия юридического акта. Это действие зависит от будущего события, которое произойдет совершенно определенно; в этом нет никакой неуверенности, и возможно лишь незначительное запаздывание действия договора.
В римском праве известны были такие юридические действия, которые не допускали ни условия, ни срока, — так называемые обрядовые гражданские права. К ним относились: формальный акт погашения долга (acceptilatio), datio tutoris (cognitoris), запись в счет расходов (expensilatio), hereditatis aditio, hereditatis cretio, in jure cessio, mancipatio, manumissio vindicta, optio servi. Более подробно об условиях и сроках будет рассказано в теме «Договоры и их разновидности».