Восстание паннонских и рейнских легионов

За централизованную власть правящему классу приходилось держаться еще и потому, что последние годы жизни Августа ознаменовались серьезными во­енными бунтами на северной рейнско-дунайской гра­нице. Римские завоевания на севере были значитель­ны, но непрочны. При Августе Рим не мог удержать завоеванных германских территорий, подобно тому как это было сделано при Юлии Цезаре с галльски­ми землями. Для этого у римлян не хватало ни воен­ных сил, ни финансов, ни внутренней крепости.

К тому же, как показала недавняя катастрофа в Тевгобургском лесу, германский мир уже не был тем, чем он был при Юлии Цезаре, группой разрозненных, враждующих друг с другом племен.

Ослабление страха перед несокрушимостью римских легионов, с одной стороны, и неблестящее состояние римской армии, с другой, создавали поч­ву для всякого рода брожений и восстаний на рейн­ско-дунайской границе. Стоявшая на границе рим­ская армия, наполовину составленная из германцев, испытывала страшную нужду и всевозможные лише­ния. Условия службы были невыносимо тяжелы, от­пуска затягивались годами, никаких обещанных на­град и земель легионеры не получали или же вмес­то пахотных земель им давались невозделанные участки на горах и болотах, к тому же в войске ца­рила палочная дисциплина и широко применялись телесные наказания.

Враждебное настроение войска время от времени прорывалось в виде военных бунтов, особенно частых и грозных в последние годы правления Августа. При императорском режиме солдатские бунты были наи­более действительной, почти единственной формой классовой борьбы. После сокращения политической роли комиций при Авасте и полной их ликвидации при Тиберии в Риме не существовало общеполитиче­ского органа, в какой-либо мере отражавшего обще­ственное настроение и дававшего выход политическим страстям. Политическая жизнь, как отмечалось выше, распылилась, все свободомыслящее и протестующее ушло в нелегальные коллегии (collegia illicita), ко­торых при Империи было очень много, но все это были мелкие организации с профессионально-религи­озным уклоном. Единственной крупной организован­ной силой являлось войско, в рядах которого было не­мало римских пролетариев и пограничных народнос­тей, еще не свыкшихся с римскими порядками и произ­волом начальников.

В 6—9 гг. н. э. произошло, как отмечалось выше, восстание в недавно покоренных паннонских и дал­матских областях, с большим трудом подавленное Тиберием, будущим императором, и его племянни­ком Германлком, сыном Друза. Еще более грозным было восстание паннонских и германских легио­нов в год смерти Августа (14 г.). Стоявшие в Панно­нии, на Дунае, три легиона, утомленные, помногу лет не получавшие полностью жалованья и не отпускае­мые домой после окончания службы, воспользова­лись междуцарствием и предъявили ряд требований. Зачинщиком восстания был некто Перценний, до во­енной службы театральный клакер. В скомпанован- ной Тацитом речи Перценний рисует положение римского легионера действующей армии в далекой от Рима северной провинции. «Зачем, — говорил Пер-

ценний, — вы, как рабы, повинуетесь немногим цен­турионам и трибунам? В самом деле, не достаточно ли уже вы пострадали из-за вашего малодушия и раб­ства? Ведь вы совершили по 30—40 походов и все изнурены до крайней степени. И, несмотря на все это, вас до сих пор оставляют под знаменами, тащат в далекие страны, вместо полей в награду за службу дают ни на что не пригодное боло­то или негодный участок...».

«Служба в войске тяжела и не дает ничего: душа и тело оце­ниваются по 10 ассов в день. На эти деньги должны мы припасать пла­тье, оружие, палатки, откупаться от жестокости центурионов и от ла­герных работ. Зато — свидетель Геркулес! — нет конца побоям и ра­нам. Зимой мерзни, летом трудись, проливай кровь на войне и голодай во время мира»¹.

Речь Перценния попадала в са­мое сердце легионеров. Солдаты выражали свое горячее сочувствие и одобрение. Одни указывали на све­жие следы ран на своем теле, дру­гие — на седину , третьи — на рваную одежду, через которую просвечивало голое тело.

При известии о начавшемся восстании солдаты соседних лагерей побросали общественные работы, которые они там выполняли, принялись грабить бли­жайшие деревни, разнесли и самый Навпорт, где по­мещался лагерь, и растерзали лагерного префекта.

Встревоженный слухами о мятеже легионов, Ти­берий послал в мятежный лагерь своего сына Друза со знатнейшими сановниками государства, двумя пре­торианскими когортами и преторианской конницей. Прибывший в легерь Друз тонко повел дело. Выслу­шав жалобы солдат, он обещал все принять к све­дению, передать дело на рассмотрение отца и сена­та. После некоторых усилий Друзу удалось раско­лоть легионеров: одних запугать, других привлечь к себе подарками, третьих устрашить, ссылаясь на волю богов, проявлявшуюся в чудесах и предзна­менованиях. После этого Друз, по выражению Таци­та, склонный к суровым мерам, приказал схватить главных организаторов мятежа, Перценния и Вибу- лена, и умертвить их.

Еще более грозным было восстание нижнерейн­ских легионов. На рейнской границе мятежом были охвачены целых четыре легиона, в которых находи­лось много римских пролетариев, за последний на­бор взятых в армию.

«Пришло время, — говорили ораторы-солдаты, — когда ветеранам следует требовать скорой отставки, молодым солдатам. — увеличенного жалованья, всем вообще — мести цен­турионам за жестокость».

«И это, — прибавляет Тацит, — говорил не один какой-либо человек, озирающийся по сторонам вроде Перценния среди паннонских легио­нов, а множество мятежных глоток и голосов, в чьих руках находится судь­ба Рима»¹.

«Вдруг эти бешеные люди, обнажив мечи, бросаются на центурионов: это самый давний предмет ненависти сол­дат, и с него начинается их ярость. По­валив их на землю, солдаты бьют их батогами, каждого — шестьдесят чело­век... затем изуродованных и истерзан­ных и частью уже мертвых бросают их в окопы лагеря или прямо в Рейн»².

Восстание дунайских и германских легионов, с непревзойденным художественным талантом описанное Тацитом, поражает не только своим массовым характе­ром, но также силой протеста и единством воли его уча­стников. Это был вулканический взрыв давно накопляв­шейся скорби и горя отчаявшихся в своей судьбе людей.

«Для людей, глубже проникающих в настроение солдат, было особенным признаком сильного и оже­сточенного движения то, что они не вразброд или по подстрекательству немногих, а все одинаково воспла­менялись, одинаково молчали, обнаруживая такое согласие и стойкость, что можно было подумать, что ими кто-нибудь управляет».

Попытка главнокомандующего германской армии Германика прекратить восстание едва не стоила ему жизни. На упреки Германика, что солдаты поступи­ли вероломно, нарушив военную дисциплину и при­сягу, солдаты бросились к нему, показывая рубцы от ран на всем теле, и, раскрывая беззубые рты, жа­ловались на невыплату жалованья, задержку отпусков и тяжелые лагерные работы — рытье каналов, до­ставку корма, строевого леса и т. д.

Ввиду чрезвычайно грозного положения, возмож­ности распространения восстания по всей границе и объединения повстанцев с галлами и германцами, Германик пошел на уступки, удовлетворив требова­ние восставших. Прослужившие 20 лет получали полную отставку, прослужившие 16 лет освобожда­лись от лагерных работ, прежняя задолженность вы­плачивалась в двойном размере.

Такова была политическая ситуация в момент при­хода Тиберия к верховной власти. Паннонские и гер­манские восстания являлись первым звеном в длин­ной цепи военных бунтов и мятежей, проходящих че­рез всю историю Империи.

Для отвлечения внимания легионеров и восста­новления дисциплины была предпринята новая воен­ная экспедиция против германцев в отмщение за понесенное римлянами поражение в Тевтобургском лесу. Во главе экспедиции был поставлен племянник Тиберия Германик, одержавший несколько побед над германцами (14—16 гг.). Экспедиции Германика, од­нако, были очень трудны и поглощали массу людей и средств, что не могло нравиться экономному Ти­берию. Кроме того, Германик, пользовавшийся боль­шой популярностью среди войска, казался опасным конкурентом на императорский трон. На этом осно­вании Тиберий приказал остановить дальнейшее про­движение во внутренние области Германии и при­знать границей Рима Рейн, предоставив германские племена за Рейном их собственным раздорам. По

предписанию императора, Германик отказался от по­хода на Эльбу и вернулся на Рейн, оставив после себя трофей, сложенный из отобранного у неприятеля оружия.

«Сей памятник войска императора Тиберия, в честь их победы над германскими племенами между Рейном и Эльбой, посвящают Марсу, Юпитеру и Ав­густу», — гласила надпись, вырезанная на скале по приказанию Германика.

Большая часть завоеванных германских земель была очищена, оставшаяся же за Римом территория по Рейну организована в виде военной границы под названием Верхней и Нижней Германии (Germania Superior, Germania Inferior).

По окончании экспедиции Германик, подозреваемый импе­ратором в стремлении к государственному перевороту, был уда­лен из Рима под предлогом войны на Востоке.