Русские философы о сущности философии

Отечественная фило­софская школа всегда отличалась ярким своеобразием и оригиналь­ностью. Она не могла в равной степени, как западная, опереться на наследие античного мира. Византийское православие, принесшее с собой утверждение новых ценностей, не смогло достичь полного отрицания старых языческих верований. В мировоззренческом ареа­ле сложно переплетались токи и влияния многих культурных тради­ций. Центральное положение отводилось теологической направлен­ности, вместе с тем устойчивыми оказывались и традиции внецерковного движения мысли. Исследователи обращают внимание на то, что религиозная не­терпимость между восточной и западной церквями на протяжении нескольких столетий отгораживала Россию от стран Западной Евро­пы. Затяжной характер крепостничества и самодержавия наложил свой отпечаток на весь строй мировоззрения. Изменения были ощу­тимы лишь с началом петровских преобразований. По определению одного из известных историков философии В.Зеньковского, само­стоятельное творчество в области русской философии наблюдается лишь во второй половине XVIII в.

Ярко отличительной особенностью всей русской философии яв­лялось убеждение в непосредственном постижении реальности или интуитивизм. Другой особенностью оказалось то, что развитие про­фессиональной философии производилось отнюдь не дипломирован­ными мыслителями, а страстно заинтересованными любителями. Так, православным богословом России становится конногвардейский офи­цер и помещик А.Хомяков (1804- 1860). А первым замечательным рус-ским историософом - офицер лейб-гусарского полка Я. Чаадаев (1794-1856). Такое положение не могло быть понятно Западу, где бо­гословская мысль развивается иерархиями церкви и профессорами бо­гословских школ. И тем не менее именно Хомякова в славянофиль­ской среде называли «отцом церкви». В его учении вера составляет основу способности непосредственно познавать подлинное живое бытие. Соединенный с верой разум возвышается над отдельным мне­нием и мышлением, преобразуясь в цельное соборное сознание.

Направленность на поиск цельного знания о цельном бытии явно ощущается и в трудах В.Соловьева (1853-1900). Вопрос: «Что есть философия?» - по мнению В.Соловьева - предполагает сле­дующие рассуждения. Философия - это дело свободной мысли, а чисто философская деятельность ума состоит в том, чтобы все про­верять или ко всему примерять мерило критической мысли. Теорети­ческая философия направлена на то, чтобы обладать истиной ради нее самой. Настоящее философское мышление должно быть добро­совестным исканием достоверной истины до конца.

Но если В. Соловьев акцентирует именно рациональную направ­ленность философии, то русский философ И.Ильин (1882-1954) уверен, что философия - это душевно-духовное делание. Она должна отказаться от выдумывания «философских систем», ибо истинное бытие может оказаться бесконечно глубже, живее, обширнее и бо­гаче, чем выдумываемые нами «системочки». «Философия должна стать убедительным и драгоценным исследованием духа и духовно­сти». «Философ призван переживать свой предмет. А предмет фило­софии раскрывается в переживании состояния очевидности. Путь, который предлагает мыслитель, состоит в следующем: «...Сначала быть, потом - действовать и лишь затем из осуществленного бы- тая и из ответственного, а может быть, и опасного, и даже мучи­тельного делания-(философствовать».

Для Н.Бердяева (1874-1948) философия есть прежде всего уче­ние о смысле человеческого существования и о человеческой судь­бе. Философская мудрость становится делом непосредственного лич­ностного спасения. Если метафизика возможна, то она должна стать знанием о жизни, о конкретной реальности, о человеке и его судьбе. Поэтому основным принципом философии, по мнению Бердяева, становится бытийственно жизненный принцип. Бердяеву, как ни­кому другому, удалось постигнуть изначальные условия философ­ствования и показать, что философия не может начаться в ситуа­ции с выключенное™ философа из бытия. Познание начинается как бы изнутри, «изначальная сопричастность философа тайне бытия только и делает возможным познание бытия».

В век научно-технического прогресса и доминирования сциен-тистских ориентации особую значимость приобретает замечание мыслителя о том, что философия не есть духовный акт, в котором задействован только интеллект, но совокупность духовных сил че­ловека, его эмоциональное и водящее существо. Познавая бытие в человеке и через человека, философия оказывается неизбежно ан-тропологичной, в ней человек, так же как и у античного мысли­теля Протагора, мыслится мерой всех вещей. Настоящая филосо­фия, которой действительно что-то открывается, есть не та, ко­торая исследует объекты, а та, которая мучится смыслом жизни и личной судьбы.

Засилие сложных конструкций, мудреные кружева диалектики понятий зачастую уводят в сферы чистой спекуляции. В этом одна из возможных причин пренебрежительного отношения к философии. Когда философ будет руководствоваться стремлением, не порывая с мудростью, быть связанным с целостностью жизни, когда он на­мерен не отвлекаться от человеческих судеб, а глубоко проникать в них, тогда он станет выразителем подлинной сущности философии.

Русская философия не может представить себе,философское размышление вне страдания и прозрения, вне служения ее величе­ству Истине. Русская философия потому и трудна в интерпретации, что включает в себя двойственные ориентации: сакральность и без­божие, мистическое и рационалистическое, тоталитарное и анар­хическое, европоцентристское и почвенническое, созидательное и разрушительное и др. Очень часто исконные философские размыш­ления вплетены в контекст литературных произведений и обитают среди фельетонов, писем, критических статей и памфлетов. Русская художественная литература выступает от имени русской философии. Так, Гоголь, Толстой, Достоевский с полным правом могут быть отнесены к плеяде русских философов, изображающих сей подлунный мир и страждущего в нем человека. Л.Толстой, развивая идею нравственного прогресса в сознании человека, настаивал на тезисе: «Царство Божье внутри нас». Следовательно, онтологиче­ски-космологическое, а также метафизически-теологическое ис­толкование Бога заменялось глубинно личностным и гуманистиче­ски-ценностным пониманием смысла жизни.

Ф-Достоевский талантливо описал, как отпущенный на сво­боду, восставший и выпавший из-под закона человек объявляет своеволие, теряет почву под ногами и переходит в иное измерение бытия - жизнь в беспределе. Метафизическая истерия души, ее склонность к одержимости и беснованию подобна опустошающим смертоносным вихрям. Один из героев «Записок из подполья» Дос­тоевского выражает исконное негодование русского: «И отчего это взяли все эти мудрецы, что человеку надобно какого-то нормаль­ного, какого-то добровольного хотения. С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно вы­годного хотения, чтобы это ни стоило и к чему бы ни привело». Но этот роковой путь от произвола к безграничному деспотизму, когда видимость свободы заключает в себе насилие, также вы­ражен Достоевским пророчествами, вложенными в уста старца Зо-симы: «Мыслят устроиться справедливо, но кончат тем, что заль­ют мир кровью...»

Тайны бурлящего потока русской истории становятся внут­ренними переживаниями человека, отражаются бурлением его ду­ховных страстей. Д.Мережковский назовет такой всечувствующей стихией «плоть» человека, все улавливающей и все усваивающей. Ибо именно плоть включает в себя' и космос, и землю, и мир, и пол, и всю культуру с науками и искусствами. Откровения плоти оказываются всеземными откровениями.

Все эти разноликие толкования русской философии оформи­лись и примирились на идее всеединства, предполагающей всеохва­тывающий синтез как со стороны жизни, так и со стороны мысли. В нем непосредственные жизненные переживания отливались в еди­ную цельную теорию. Гносеологический аспект идеи всеединства проявляется утверждением цельного знания. Цельность предполага­ет органичное объединение трех разновидностей знания: научного (философского), эмпирического (научного) и мистического (созер­цательно-религиозного). Таким образом, русская философия пред­лагала весьма оригинальный проект гносеологии, который ждет сво­его исполнения и по сей день.

В лице С.Франка (1877-1950) русская философия приходит к окончательной формулировке вывода о том, что возможность ис­тинного обладания реальностью состоит в непосредственном пере­живании полноты самобытия. Единством переживаемого и переживающего достигается «идеал жизнечувствия». Намек же на ре­альность такого внутренне удовлетворяющего нас единства, т.е. идеала, мы получаем в явлениях красоты. Прекрасное отличимо сразу как самодовлеющая ценность и значительность. В его лице мы внутренне примирены с бытием. Поэтому мечта о конечном преображении мира, согласно философии Франка, есть мечта о всецелом торжестве красоты в нем.

Однако сама постановка типично русского вопроса: «Что де­лать?», «Что делать мне и другим, чтобы спасти мир и оправдать свое существование?» - отвергает возможность простого соучастия в жизни, вхождения в состав бытия, включенность в природную разумность. Ведь если такой вопрос встал, значит, с миром надобно непременно что-то делать: спасать его, устраивать иначе. И несмот­ря на то, что вопрос поставлен как бы личностно, он претендует на общезначимость. Франк прозорливо замечает, что «типичный рус­ский всем своим существом ощущает, что нужно не просто жить, а жить для чего-то». Он все время колеблется между признанием ди­намики жизни, Что выражается сакраментальной формулой «Пути господни неисповедимы» и стремлением прочно определиться, Нау­чившись читать «откровение Господа». На вопрос: «Что делать?» Франк отвечает развернутой программой. Тяжкий труд в поте лица - это первое производственное дело, без которого останавливаются и делаются бессмысленными все остальные человеческие дела. Он направлен на то, чтобы взращивать силы добра, ибо прежде всего следует обладать этой субстанцией, а затем уже начинатьоблагоде-тельствовать других людей. Необыкновенно значимым оказывается внешнее дисциплинирование отношений между людьми и упоря­дочивание образа жизни. Оно свидетельствует о силе человеческой воли, того практического усилия, которое участвует в созидании смысла жизни; Другим важнейшим делом оказывается работа по обузданию сил зла и ограждению сил добра, которую нельзя осу­ществлять насилием. Добро творится добром, зло истребляется любовью. Никогда еще добро не было осуществлено декретами, ни­когда оно не было навязано самой энергичной общественной дея­тельностью. Конкретный совет Франка заключается в том, чтобы стремиться к осуществлению нравственного дела сегодня и сейчас:

«Кто живет в сегодняшнем дне - не отдаваясь ему, а подчиняя его себе - тот живет в вечности». Видимо, следует прислушаться к подобному наставлению великого мыслителя. Свое великое нрав­ственное значение философия обретает, сопрягаясь с соучастием в конкретной жизни мира.