Римский гражданский процесс и его разновидности. Легисакционный процесс
Римский гражданский процесс исторически включал в себя три разновидности: легисакционный (с древнейших времен (Lex XII tabularum) до середины II в. до н. э. (окончательно до 17 г. до н. э.), формулярный (17 г. до н. э. — 342 г. н. э.) и экстраординарный (эпоха Империи в целом). Об особенностях каждого из них подробнее будет рассказано ниже. Следует отметить, что любой судебный процесс представляет собой определенный алгоритм развития событий и совершения юридически значимых действий, в котором его варианты зависят от действий или бездействия сторон, решений претора и (или) судьи. Обычный порядок рассмотрения судебных споров в эпоху Республики назывался ordo judiciorum privatorum. Первым типом судебного процесса по частноправовым спорам в Риме был легисакционный процесс. Он берет свое начало еще в эпоху архаического права, же юристы классического периода в точности не знали о происхождении названия legis actiones, в частности Гай так писал об этом: «Иски, которые были в употреблении у древних, назывались legis actiones, потому ли, что были установлены законами, так как в то время не были еще в употреблении преторские эдикты, которые ввели новые иски, или потому, что в исковых формулах воспроизводились слова и выражения закона и потому считались неизменными, подобно тому, как и сами законы» (Instit. IV. 11). Помпоний так определяет их: «Sunt legis actiones, quae for-mam agenda continent». Древнейшее гражданское правосудие у большинства народов древности отличалось уголовным характером; его руководящим началом служила месть; взыскание, к которому присуждалась проигравшая сторона, имело значение наказания, обычно в форме личной расправы или денежного штрафа. Наказание следовало независимо от того, действовал ли нарушитель права умышленно или неумышленно; различие преступления и простого правонарушения еще не было известно; степени вины не различались, и идея вины не руководила гражданским судом в это древнее время. Участниками судебного процесса legis actiones были только римские граждане: «Nemo alieno nomine lege agere potest» (Ul-pianus). Процесс сопровождался строго определенными, торжественно произносимыми формулами и символическими действиями (gesta), которые открывали спор.
Самодеятельность тяжущихся выразилась по преимуществу в судопроизводстве квиритского права (per legis actiones); лишь немногие следц этого начала (например, in jus vocatio) перешли в формулярное судопроизводство. С помощью legis actiones решались споры, основанные только на jus civile. Создателями процессуальных норм и их исполнителями были pontifices, ревностно оберегавшие их от популяризации. Гай пишет, что «если кто-либо отыскивал вознаграждение за поврежденные виноградные лозы, называя их лозами, то отвечали, что он проиграл иск, так как должен был назвать лозы деревьями на том основании, что Законы XII таблиц, согласно которым давался иск по поводу срезанных лоз, говорит вообще о подрезанных деревьях» (Ibid. IV. 12). Когда не соблюдена форма, делается вывод о недействительности действия («Non observata forma, infertur adnullatio actus»). «Такой формализм был обусловлен духом времени. Кроме того, он находил для себя особое основание в отношении судопроизводства к Законам XII таблиц. Во избежание произвола со стороны судящей власти было принято, что допускаются только иски, которые установлены этими законами. При грубости языка и мысли это повело к полному параллелизму постановлений закона и исковых формул; в последних воспроизводились рабски слова и выражения закона. О чем не говорил закон, о том не следовало говорить и на суде; что закон постановлял в известных словах, то в тех же самых словах следовало выражать и в исковой формуле. Может быть, и сам законодатель, формулируя свои постановления, пользовался языком исковых формул, сложившихся до него; но как скоро они вошли в закон, они стали авторитетным источником для судоговорения. Отсюда и самое судопроизводство называется legis actio... Будучи культом слова, формализм вынуждает людей к обдуманности при произнесении слов: одно слово может погубить человека навеки. Формализм воспитывает в уме человека ассоциацию идей, которой принадлежит важная роль в последующей истории права, — именно ассоциацию идеи произнесенного слова с идеей права и обязанности, основанных на этом слове. В древнейших формах (манципация, in jure cessio) слова произносятся теми лицами, которые приобретают права. Здесь форма сделок сохраняет еще характер самоуправства, права как бы захватываются самим приобретателем: недаром слова его сопровождаются выразительными телодвижениями, имеющими тот же смысл»1.
Всего известно было 5 видов данного процесса, в том числе 3 с помощью иска. В таком виде передает их нам Гай. Он перечисляет отдельные формы уже не в порядке их исторического появления, но в другом, .в соответствии с той важностью, которая принадлежала каждой из них впоследствии. Место судебных актов определено было точно. Так, происходящее перед магистратом должно совершаться в комициуме, за исключением случаев, когда это невозможно (например, при споре о недвижимости); но в таком случае магистрат, отправляясь в другое место, сообщает ему особое значение. Точно так же определено было и время. Судоговорение перед магистратом может происходить лишь в известные дни: одни из них (dies fasti, 40 дней в году) все предназначены для этого, другие — только в часы, свободные от исполнения религиозных церемоний (dies intercisi) или от народных собраний (dies comitiales, 190 в году); наконец, в известные дни (dies nefasti) судоговорение перед магистратом вовсе не допускается. Законы XII таблиц определяли пределы судебного дня: до полудня открывается разбирательство, опоздавший в суд к полудню подвергается всем последствиям неявки; с заходом же солнца заканчивается судебный день.
Самым древним из всех видов данного процесса был legis actio sacramento in rem (процесс о принадлежности вещи путем внесения залога). С его помощью рассматривали практически любые притязания: patria potestas, manus, mancipium, dominium, libertas. Личные требования защищались с помощью legis actio in personam. Данная форма становится постепенно общей формой для разрешения самых разнообразных споров. В своем развитом виде она охватывала собой: rei vindicatio, иск для защиты права собственности на вещь, владение которой потеряно; vindicatio in libertatem как иск для защиты свободы лица, мнимо числящегося в рабах (этот иск предъявляется не тем лицом, о свободе которого идет спор, но кем-либо из посторонних (adsertor libertatis); противоположность составляет vindicatio in servitutem, когда/лицо, мнимо числящееся свободным, объявляется чьим-либо рабом; adsertor libertatis выступает здесь защитником); hereditatis vindicatio или petitio — иск для отыскания наследства; vindicatio servitutis — иск для защиты прав на сервитуты; actio negato-ria — для защиты прав собственности против различных притязаний, ограничивающих его; иск для защиты прав, выте- кающих из отцовской власти, мужней власти, власти над кабальными и над женщинами, которые состоят под опекой.
Ряд личных исков или исков Для защиты прав по обязательствам. Из них известен нам только один случай: actio de arboribus succisis. Защищались только обязательства, имевшие своим содержанием передачу определенной величины (dare). Иски принимались только с определением точного размера требования (certum). Кто просил больше, чем следовало (plus petitio), тот проигрывал свой иск сполна. Сущность данного процесса нагляднее всего показывает спор о праве собственности на вещь. Большинство процессов legis actiones состояли из 2 стадий. Римская магистратура не знала разделения властей, и каждый магистрат cum imperio имел гражданскую юрисдикцию. Однако практика установила разделение функций, и с учреждением городского претора гражданская юрисдикция сосредоточилась в его руках. Перед названными лицами происходит процесс in jure — в торжественной форме. Назначение этой части процесса состоит в том, чтобы констатировать, в чем именно состоят притязания сторон; заканчивается она контестацией тяжбы. На 1-й стадии (in jure, apud praetorem) магистрат, которым чаще всего был претор, предварительно разбирал спор сторон. Обе стороны являлись к нему, принося предмет спора; для недвижимости достаточно было принести часть стены дома или кусок земли.
Стороны поочередно заявляли о своих правах на эту вещь, совершая ее виндикацию. Вначале истец (actor), держа в руке прут (vindicta, festuca) брался за вещь и произносил торжественную формулу, в которой утверждал, что эта вещь его: «Наес res mea esse aio jure Quiritium», дотрагивался до нее прутиком. Затем то же делала другая сторона. При споре о недвижимостях наложение рук (rhanum consertio) заменялось другим обрядом: стороньг старались выгнать друг друга из спорных владений (deductio). Co временем, с расширением римской территории, точное соблюдение этого обряда стало представлять затруднения сначала для претора, а потом и для самих сторон, вследствие чего deductio подверглась преобра- зованиям и под конец, по-видимому, исчезла совершенно. Виндикация не была ограничена ни местом нахождения вещи, ни временем (кроме давности), ни лицом и имела отношение против всех и каждого, у кого находится вещь; спорная вещь приносится в суд, или, если спор шел о недвижимости, суд идет к ней. Истец, для того чтобы доказать свое право, должен доказать законное приобретение им вещи и правильность всех предыдущих переходов вещи из рук в руки. Ответчик, в свою очередь, может доказать свое право не иначе, как выяснив в свою пользу весь ряд передач вещи. В древности в этих случаях главным и единственным способом доказательства служили свидетели. Первоначальный тип подобного процесса мог выработаться только применительно к предметам, обладающим некоторой внешней индивидуальностью, легко распознаваемых и запоминаемых, а такими именно были res mancipi и притом только они. Претор, видя это, считал, что одна и та же вещь в принципе не может быть одновременно у обеих сторон на праве собственности, и приказывал им оставить ее. Далее стороны предлагали друг другу внести за вещь денежный залог — sacramentum; при стоимости предмета спора до 1000 ас-сов они вносили 500 ассов, при иной стоимости — до 50. Размер сакраментальной суммы точно был определен в Законах XII таблиц. Это постановление было сделано или с целью ограничить произвол понтификов и магистратов при назначении сакраментальной суммы, или- потому, что в эпоху издания XII таблиц вводились в обращение металлические деньги и нужно было перевести на них старые размеры, 5 быков и 5 баранов. Такие большие суммы залогов поначалу были недоступны малоимущим гражданам; позже было разрешено ручаться за уплату стороной этого залога, даже в случае проигрыша ею спора (praedes sacramenti). Sacramentum уплачивался первоначально до начала, потом же — по окончании процесса, причем обе стороны обеспечивали исправную уплату представлением поручителей.
Взысканные деньги хранились сначала в храмовой казне (pons Publicius), впоследствии же (lex Papiria 288 г. до н. э.) они передавались в государственную кассу, но употреблялись на религиозные расходы. Sacramentum послужило прототипом для образования нескольких позднейших форм судебного взноса — sponsio poenalis и sponsi praeiudicialis. В древнейшие времена sacramentum означало клятвенное предание самого себя божественной мести в случае проигрыша процесса (damnus esto); позже его стали заменять очистительной жертвой в виде 5 голов крупного рогатого скота или 5 овец, поступавших в республиканскую казну (aerarium). С появлением в обороте металлических денег sacramentum стал выражать стоимость процессуального залога. Sacramentum составляет наиболее характерную особенность этого судопроизводства. Это плата, с помощью которой стороны привлекают представителя божества к разрешению их споров, средство, которым они заинтересовывают его в своем споре. Такое значение сак-рамента проявляется в самой постановке вопроса о судебном решении. Предмет судебного решения — не разрешение судебного вопроса, интересующего тяжущихся; в сакраментальном судопроизводстве судья разрешает вопрос, чей sacramentum справедлив л чей — несправедлив, и далее сторонам представляется уже самим определить, кто из них прав и не прав по существу дела. Это довольно безразличное отношение суда к тяжбе впоследствии, с упрочением в положении суда, изменяется, когда суд становится органом общественной и государственной власти; sacramentum получает тогда значение судебного налога, и изглаживается память о его прежнем значении. После внесения сумм залога претор присуждал владение вещью одной из сторон, которая должна была дать гарантию другой стороне, что выдаст ей вещь со всеми плодами в случае проигрыша процесса. Такой поручитель мог быть 'и доверенным лицом сторон, которому они сообща передавали на хранение спорную вещь, чтобы никто не смог ею распорягкаться на то время (praes litis et vindiciarum). Такое лицо было условным держателем вещи (possessor ad interdic-tum); оно гарантировало, что будет пользоваться вещью во время всего процесса, не умаляя ее ценности, и обязывалось выдать эту вещь победителю процесса вместе с плодами. В случае нарушения этого обязательства ответственность за то несли сами поручители. Выигравшая сторона получала по отношению к такому держателю actio depositi sequestraria. Стороны в присутствии свидетелей окончательно определялись с предметом спора; сама эта процедура получила название litis contestatio «контестация (засвидетельствование) тяжбы». Она была торжественным актом, который совершался тяжущимися перед свидетелями. Этим актом спорные отношения сторон устанавливались jb том виде, как они выяснились перед магистратом, и сами тяжущиеся (в особенности ответчик), обязывались подчиниться судебному решению, выносимому судьей на основании выясненного. Конечно, и в этом случае добровольное подчинение тяжущихся суду действительно не было вполне добровольным.
Это была только форма, в которой выражалась существующая, помимо этого, обязанность тяжущихся подчиниться правильному государственному суду; но существование такой формы объяснится только в том случае, если допустить, что в глубокой древности она соответствовала своему содержанию. В то время контестация тяжбы была добровольным актом в действительном смысле этого слова, по крайней мере она представлялась таким по отношению к судящему понтифику. После этого претор назначал сторонам судью. Понтифик или судья, назначенный от него, судил потому, что сами стороны отдавали свое дело на его суд. Этим завершалась первая стадия. Фактически стороны после litis contestatio теряли свои материальные права на предмет спора и приобретали процессуальные для доказательства правоты своих утверждений. Контестация иска отменяет первоначальные отношения тяжущихся и устанавливает взамен их новые, по смыслу произнесенных торжественных формул. Далее, после состоявшейся контестации иска ответчик не может освободить себя от ответственности простым исполнением того, что он должен был сделать в пользу истца до контестации. После этого момента истец вправе требовать от ответчика удовле- творения в тех размерах, которые может установить судебное решение, т.е. с возмещением всех штрафов; исполнение по обязательству, последовавшее .после контестации, не избавляет ответчика от всей тяжест судебного решения.
Наконец, еще одно значение соединилось с контестацией тяжбы. С момента контестации наступают те юридические последствия, которые связываются с фактом процесса. Каждый процесс составляет нечто неопределенно продолжительное; необходимо остановиться на каком-либо одном моменте и признать его тем моментом, с наступлением которого процесс признается осуществившимся, и litis contestatio признается таким моментом. Так, например, ответственность добросовестного владельца за доходы, приобретенные от спорной вещи, увеличивается с момента litis contestatio; с того же момента прерывается течение исковой давности; иск, не подлежащий наследованию, теряет это свое свойство и переходит к наследникам и т.п. Lex Pinaria de legis actione (V в. до н. э.) откладывал в целях примирения назначение третейского судьи на 30-й день после изложения дела сторонами. На 2-й стадии (in judi-cio, apud judicem) назначенный претором судья устанавливал, чей залог более справедлив, для чего он решал сам судебный спор. Первоначально судьи были своего рода помощниками магистрата. И в более поздние времена претор разбирал дела по существу, когда его несложные обстоятельства были ясны с первого взгляда.
Судья в спорах такого рода — третейский судья, который дает не больше того, что у него требуют, не будучи лично вовсе заинтересован ни в самом споре, ни в том или другом его исходе, ни, наконец, в самой необходимости судебного разбирательства вместо расправы без суда. Словом, этот судья — не представитель государственной или общинной власти, но постороннее частное лицо. Таким его положением обусловливаются две характерные черты древнейшего гражданского судопроизводства: самодеятельность тяжущихся при относительно пассивном отношении судьи к процессу и добровольное по виду подчинение сторон судебной власти. Судья-понтифик не навязывал своих приговоров тяжущимся, он выступал не иначе как по их призыву и немедленно отступал от разрешения спора, как только сам спор устранялся каким-либо обстоятельством. Например, одна из сторон подтверждала свои заявления присягой, или же ответчик признавал правильность притязаний истца. Судебный приговор разрешал только этот спорный вопрос, никакие другие вопросы с ним не связывались. Судебное решение исполнялось в натуре: выигравшая сторона брала себе присужденную ей вещь, и этим заканчивались ее расчеты с противником. Никаких других расчетов, осложняющих главное, основное требование виндикации — возвращение вещи — старое право не знало. Даже расчет за ухудшение вещи, которое произошло во время самого процесса (если в это время вещь находилась у противника), выигравшая сторона вела не с самим противником, а с особыми поручителями. Если проигравший отказывался выдать спорную вещь, то в ходе процесса о денежной компенсации (judicium Cascellianum sive secutorium) победитель мог ее истребовать.
Понтифику не нужно никакой внешней силы, чтобы осуществить свои приговоры. Он высказывал их, не заботясь об их применении, но само происхождение его приговоров обеспечивалось их громадным авторитетом, авторитет же обеспечивал их осуществление. Это был уже не авторитет, основанный хотя бы отчасти на кулаках, каков авторитет поручителей; авторитет понтифика — исключительно духовный, нравственный. Его приговор — только мнение (sententia, pronunciatio), высказанное по данному делу. И более позднее судебное решение продолжает называться sententia, сохраняя, таким образом, в своем названии воспоминание об официальной необязательности, когда-то присущей ему. Это свойство древних приговоров не мешало, однако, тому, что им повиновались беспрекословно; римляне очень рано научились ценить мирный разбор своих распрей и предпочитали его междоусобице. В случае неповиновения высокому авторитету понтифика вся община могла оказаться готовой восстать, как один человек, против ослушника и кулаками принудить его к повиновению. Решение понтифика исполнялось теперь не только в силу своего внутреннего авторитета, но и на основании принуждения, которому покровительствовала государственная власть1.
Следующей разновидностью этого процесса был legis actio per judicis arbitrive postulationem. К сожалению, мы знаем о ней весьма мало, поскольку в рукописи Гая испорчено все место, посвященное сообщению об этой разновидности процесса. До нас дошло только одно название этого иска, о существовании которого мы знаем потому, что он упоминается Гаем в числе пяти форм судопроизводства per legisactiones, да еще одна формула в собрании формул Валерия Проба которая, по-видимому, относится к этому иску. Эта формула изображена литерами: Т (Р?) I. A. U. P. U. D. и обозначает (за исключением первой литеры, начертание и значение которой спорно) следующее: «... judicem arbitrumue postulo uti des». Название формы отчасти указывает на ее существо. Характерная черта ее состояла в том, что истец обращался к магистрату с требованием назначить, особого судью (judex) или посредника (arbiter) для разбора дела. Торжественная формула такого обращения, вероятно, и записана Валерием Пробой. Вся форма была известна, может быть, уже в Законах XII таблиц, поскольку уже этому Закону приписываются постановления о назначении посредников для разбора межевых споров или для регулирования стоков дождевой водьь Обращение к понтификам принесло бы в таких делах мало пользы, потому что в них предметом спорного вопроса были не столько права тяжущихся, сколько осуществление их прав на деле.
Например, в межевом споре тяжущиеся спорят обыкновенно не о размере принадлежащих им прав, но о том, как надо провести межу в натуре. Частный гражданин в качестве судьи мог быть полезнее любого понтифика. Вся форма, конечно, не чужда была формализма, но он не достигал здесь той искусственности и тонкости, с которыми культивировали его понтифики. Торжественная процедура могла быть здесь короче, чем в сакраментальной форме, и проигрыш дела не сопровождался штрафом вроде sacramentum. Предположив в legis actio per judicis postulationem такие свойства, можно допустить, что магистратура легко могла воспользоваться этой формой для расширения своей юрисдикции за счет юрисдикции понтификов. Весьма вероятно, что с учреждением в 367 г. особого претора legis actio per iudicis postulationem стало его главным орудием, которое по мере своего применения к новым случаям удачно конкурировало с сакраментальной формой судопроизводства, подрывая ее исключительное значение. Итак, согласно Законам XII таблиц legis actio per judicis postulationem применялся для защиты обязательств из устных договоров (sponsio, stipulatio), затем для actio familiae er-ciscundae; согласно lex Licin(n)ia он стал применяться и для communi dividundo. Если ответчик в таких спорах отвергал притязания истца, то последний без формальностей и без sacramentum предлагал претору назначить сторонам судью или арбитра. Удовлетворение абстрактных притязаний, которые основывались на нормах цивильного права, проходило в кондикционном процессе (legis actio per condictionem).
Истец предлагал ответчику, отвергавшему его притязания, снова явиться к претору в .30-дневный срок (die condicto) для назначения судьи. В этой судопроизводственной форме, возникшей много лет спустя после издания Законов XII таблиц, проигравший платил противнику одну треть спорной суммы (sponsio или restipulatio tertiae partis). Sacramentum здесь не было, стороны же заключали, как правило, sponsio et restipulatio tertiae partis, после чего штраф доставался выигравшей стороне. Подробности дальнейшей регламентации (retrospecto) действий сторон приводит Гай (Instit. IV. 19-24). Lex Calpurnia de legis actione (после 204 Г; до н. э.) распространил legis actio per condictionem на любые certa res, а не только на деньги. Процедура legis actio per condictionem должна была послужить претору главным орудием в дальнейшем развитии права. По свидетельству Гая, который уже не помнил о причинах введения этой формы иска, она была установлена двумя законами. Lex Silia («243 i. до н. э.) установил ее для взыскания по требованиям определенной суммы денег (condic-tio certae creditae pecuniae); lex Calpurnia («240 г. до н. э.) — для взыскания по требованиям определенного количества предметов другого рода (condictio triticaria). Как и в сакраментальной форме судопроизводства, предмет требования должен был определяться точно (certum).
Совершенно своеобразная черта новой формы иска состояла, по-видимому, в том, что ею не требовалось точное обозначение основания иска (causa), т.е. точное обозначение того отношения, по которому происходило требование. Было достаточно, если истец просто утверждал, что ответчик должен ему столько-то, не обозначая, как именно возник этот долг: из стипуляции, из займа или иным путем. Эта отвлеченная форма иска содействовала развитию обязательственного права, давая претору возможность оказывать в форме legis actio per condictionem судебную защиту обязательствам, вновь нарождавшимся в обороте. Позднее из этого источника развилась кондикция (condictio) или отвлеченный иск для защиты обязательств.
Долговые споры в суде чаще всего разбирались в процессе через наложение руки (legis actio per manus injectionem), процедура которого подробно регламентирована Законами XII таблиц. Истец сам звал ответчика в суд, произнося, вероятно, особую назначенную для того формулу. Ответчик, где бы ни застал его истец (кроме собственного жилища ответчика), обязан был немедленно повиноваться такому призыву. В случае непослушания истец прибегал к содействию пособников-свидетелей. Вероятно,, они призывались из числа лиц, бывших поручителями по сделке, по которой истец обращался к суду; призванные пособники арестовывали ответчика. Принуждение над ним разрешалось законом особенно выразительно в том случае, если и после призыва пособников он скрывался или бежал от суда. Ответчика больного или дряхлого истец обязан был довезти до суда на вьючном животном или в обыкновенной повозке. Могло случиться, что кто-либо вступится за ответчика и пойдет за него в суд (vindex); тогда ответчик освобождался от личной явки.
Форма призыва в суд, несомненно, была родственна судопроизводству посредством наложения руки. Скорее всего, порядок призыва в суд вырос из этого последнего, когда в этом появилась необходимость, т.е. когда гражданский суд был перенесен в ведение представителей государственной власти. Через 30 дней после вынесенного судебного решения или признания долга кредитор, вероятно, в сопровождении лиц, которые были поручниками по займу (nexum), снова вызывал должника в суд и налагал на него руку, произнося соответственные случаю торжественные слова. В этих словах выражалось полное осуждение ответчика: он был осужден уже самой сделкой, одобренной пособниками, а потому не имел права защищаться самолично. Должнику надлежало беспрекословно повиноваться кредитору, склоняясь перед авторитетом пособников, сопровождавших этого последнего. С этого момента такой должник терял возможность самостоятельно защищаться, и только с помощью заступника (vindex) он мог освободиться от суммы долга.
В противном случае претор фактически предоставлял кредитору полную власть над гдолжником, которого тот мог увести к себе домой, заковать в оковы (весом не менее 15 фунтов (1 фунт — 367 г)) и в течение 60 дней требовать возврата или отработки суммы долга. За должника мог заступиться кто-либо из посторонних; это виндекс (vindex). Такой заступник являлся представителем родовых и семейных уз, связывавших римских граждан; он принимал заступничество в хозяйственных и нравственных интересах своего рода и семьи. Виндекс замещал должника и открывал процесс с кредитором; в случае проигрыша дела заступник, не облегчая участи должника, сам осуждался к уплате долга, существование которого так неудачно оспаривал. Дальнейшие подробности были установлены окончательно, вероятно, только XII таблицами. За 3 дня до окончания этого срока кредитор выводил его к претору и публично объявлял сумму его долга в надежде на помощь заступника. Если и за эти 3 дня никто за должника не заступался, то кредитор мог продать его в рабство (venditio trans Tiberim) или убить; сокредиторы могли отрезать любую часть его тела. Как свидетельствует писатель II в. Авл Геллий, автор компендиума «Аттические ночи», «я не читал и не слыхал, чтобы в старину кто-нибудь был разрублен на части». Тит Ливии повествует о том, как некий Марк Манилий заступился за одного героического центуриона, которого осаждали кредиторы. Самоуправство кредитора было ограничено законом Петелия 326 г., запретившего подобные действия; отныне должник отвечал перед кредитором только своим имуществом в пределах возможного (beneficium com-petentiae). Это была новая победа государственного начала и смягчившихся нравов над началами личной расправы и уголовного возмездия в гражданском праве. Вместе с тем это был новый шаг вперед на пути индивидуализирования имущества. По-видимому, с этого времени кредитор получил возможность удовлетворить "свои требования имуществом должника, чему прежде препятствовал семейный характер имущества1. Однако еще во времена раннего принципата даже у претендентов на императорский пост было живо опасение стать жертвой самоуправства кредиторов: «Кроме обиды, его (Отона — ММ.) толкали на это огромные долги: он откровенно говорил, что ежели он не станет императором, то ему все равно, погибнуть ли от врага в сражении или от кредиторов на форуме» (Suet. Oton. 5.2). Позже legisactio per manus iniectionem, помимо своего древнейшего назначения — взыскания долгов по займу, стал употребляться как форма исполнительного судопроизводства для взыскания вообще по судебным решениям. Когда дело заканчивалось судебным признанием или судебной присягой, его считали тождественным судебному решению. В древнейшей форме ответчик был «damnatus», в новой же он считался как «judicatus». Первое качество определялось авторитетом свидетелей-судей при совершении сделки (пе-xum), второе исходило от авторитета государственной власти. Соответственно новому назначению была изменена торжественная формула, которую произносил истец. Вместо слов «quod tu mihi damnatus es», которыми начиналась формула при взыскании по nexum, произносились слова «quod tu mihi judicatus es». Но это обращение в исполнительную форму не уменьшило самостоятельного значения legisactio per manus iniectionem; примечательно, что область его применения продолжала расширяться по крайней мере до конца II столетия до н. э.
В некоторых случаях ответчику было дозволено защищаться самому без посредства виндекса. Гай приводит два примера. По lex Marcia (351 г. до н. э.) manus iniectio дана в такой форме должнику против ростовщика для взыскания установленного штрафа quadruplum, и по lex Furia testamentaria («109 г. до н. э.) ее получил наследник против тех лиц, которые получили отказы по завещанию свыше 1000 ассов, не имея на то права. Новая форма — с защитой ответчика без посредства виндекса — называлась legis actio per manus iniectionem puram, и в противоположность ей предшествующие случаи, с защитой через посредство виндекса были legis actio per manus iniectionem pro judicato, потому что в них ответчик приравнивался к лицу, присужденному судебным решением, и не мог защищаться сам. В этих последних случаях в торжественной формуле иска, которую произносил истец, стояли слова «pro judicato», которые выбрасывались из формулы legis actio per manus iniectionem puram. Это было важным нововведением в развитии торжественного самоуправства. Исчезновение виндекса окончательно обращало manus iniectio в судебную форму; судебное разбирательство наступало беспрепятственно, как только ответчик прекословил истцу.
Только lex Vallia («I в.) сделал устранение виндекса общим правилом, из которого были оставлены два исключения.
Виндекс был необходим для защиты в форме исполнительного судопроизводства и в случае, предусмотренном в lex Publilia.
Последней, быстро вышедше из употребления, разновидностью легисакционного процесса стало внесудебное принудительное взыскание имущества должника (legis actio per pignoris capionem), которое разрешалось в исключительных случаях (aes equester, hostia): при требованиях публиканов, платы за нанятое вьючное животное (собственник на эти средства организовывал жертвенный пир — Cato. De agric. 132-132), при выплате солдатского жалования. Кредитор произносил перед свидетелями предписанную формулу и самоуправно отбирал ту или иную вещь должника, оказывая тем самым на него давление. Эти действия разрешались без должника и в dies nefasti. Так взыскивал солдат свое жалованье с лица, которое было обязано уплатить его по назначению трибуна, заведующего кассой (aes militare); так же взыскивались с вдов и сирот, обложенных военным налогом, деньги на покупку, снаряжение (aes equestre) и содержание (aes hordiari-шп)коня. Закон XII таблиц назначил тот же порядок для взыскания покупной суммы за жертвенное животное и наемной платы, предназначенной к пожертвованию в пользу храмовой казны. Впоследствии откупщики податей (публиканы) взыскивали тем же путем подати. Таким образом, в этом процессе учитывались и личный, и публичный интересы кредитора.
Идея разбора гражданских дел государственной властью была несовместимой с представлением о каком-либо другом органе правосудия. С этой точки зрения вышеописанные формы и называются самоуправством. Что касается позднейших римских юристов, то они не причисляли призыва в суд (in jus J vocatio) к числу «законных» форм в техническом смысле этого эпитета (legis actio), что вряд ли делалось древнейшими юристами. По свидетельству Гая, некоторые из его современников поступали таким же образом с legisactio per pignoris capionem, потому что эта форма до конца своего исторического существования сохранила внесудебный характер в позднейшем значении этого слова.
Точно не известно, когда именно гражданская юрисдикция окончательно перешла из рук понтификов в руки магистрата. Можно предположить следующее: контроль над формами самоуправства (manus iniectio, pignoris capio) с самого своего возникновения принадлежал светским органам; точно так же две новые формы состояли под их ведением. С возникновением одной из них связано, должно быть, учреждение городской претуры (367 г.). Когда таким вот образом светская юрисдикция окрепла, к ней перешло и сакраментальное судопроизводство. Сакрамент стал поступать не в храмовую кассу, а в государственную казну. Государственная власть, вступив в область гражданского правосудия, не уничтожила народного элемента. Напротив, представители государственной власти соединили в этом случае свою деятельность с представителями народа. Это выразилось в разделении органов правосудия на два отдела (jus и judicium), и в соответствующем разделении самого судопроизводства на процесс in jure и на процесс in judicio. Римский формализм не был продуктом одной народной жизни, и в образовании его участвовал еще и другой фактор — сознательная работа римской юриспруденции.
Расширение товарооборота Рима и вовлечение в него перегринов вскоре выявили все неудобства легисакционного процесса. Гай так описывал произошедшие перемены в судопроизводстве Рима: «Но все эти судопроизводственные формы мало-помалу вышли из употребления, так как вследствие излишней мелочности тогдашних юристов, которые считались творцами права, дело было доведено до того, что малейшее уклонение от предписанных форм и обрядов влекло за собой проигрыш тяжбы; поэтому законом Эбуция и двумя законами Юлия отменены эти тождественные иски, и введено судопроизводство посредством формул. Только в двух случаях дозволено было применять законные иски, именно в случае применения вреда, который грозит соседнему строению, то есть угрожающей опасности, и в том случае, когда центумвиральная коллегия решает дело» (Instit. IV. 30-31). Потребности гражданской жизни, которые все настойчивее и настойчивее требовали себе полного удовлетворения, не могли удовлетвориться процессом, в котором существенное отодвигалось умышленно на задний план, а второстепенное занимало первое место, так что удовлетворение по иску достигалось лишь при помощи особого поручительства, в случае же необходимости произвести оценку спорного имущества приходилось прибегать к новому суду (arbitrium litis aestimandae). Наряду с судебным процессом sacramento in rem стороны могли использовать упрощенное судопроизводство в спорах о разнообразных правовых вопросах. Они договаривались о внесении незначительного денежного залога в виде sponsio (agere per spon-sionem). При этом ответчик давал стипуляционное обещание (cautio (satisdatio) pro praede litis et vindiciarum), обеспеченное поручительством. Для присуждения залога судья должен был вначале решить спорный вопрос и тем самым определить победителя. ,
Судебный-спор мог начаться и для выяснения того, нарушил ли ответчик запретительный интердикт (agere ex interdicto per sponsionem). Истец призывал ответчика обязаться уплатить штраф (sponsio poenalis) на сумму, названную в его клятве (jusjurandum), если судья устанавливал, что он нарушил этот интердикт, либо же сам истец его платит при выяснении противного (restipulatio). В этом процессе спонсия имеет как преюдициальную, так и штрафную функции, а целью являлось принуждение ответчика к выполнению решения магистрата. На основе спонсий и рести-пуляций претор давал сторонам соответствующие иски. При встречных процессах (judicia duplicia) duae sponsiones duae restipulationes. Судопроизводство per sponsiones не годилось, когда в одной тяжбе сталкивались многие права: приходилось по поводу каждого спорного права заключать особую sponsio.