Развитие мелкой аренды и колонатных отношений в Древнем Риме
В отдельных случаях магнатские поместья достигали, как показывает, например, описание галльских поместий, огромных размеров — до 5 и более тысяч югеров. Магнатские поместья в течение всей истории Рима оставались в значительной своей части натуральными самодовлеющими ойкосами, в которых большая часть производимых в них продуктов потреблялась в самом же поместье владельцем поместья и его многочисленной дворней. Как показывают произведенные французским историком-археологом Альбертом Гренье раскопки большого имения Шираган, на Верхней Гаронне, магнатские поместья представляли целое поселение со множеством самых разнообразных построек'. Наряду с роскошными постройками-дворцами — валлами в узком смысле—в поместьях имелись обширные службы с кладовыми, амбарами, погребами, птичниками, огромные парки, сады, огороды, цветники, леса, пастбища, рыбные пруды и реки. Социальный состав людей, проживавших в магнатских поместьях, был весьма разнообразен. Наряду с рабами и либертами в них проживало много свободных съемщиков (колонов), сливавшихся с рабами и дворовыми слугами в единый «плебейский народ» (populus plebeins). Число рабов и вольноотпущенников, проживавших в магнатских поместьях, было очень велико; они, по выражению наших источников, составляли целую армию и, подобно настоящей армии, делились на сотни (centuriae) и десятки (decuriae), находившиеся под надзором поместных командиров-управляющих (actores vel procuratores), с подведомственным им служебным персоналом — конторщиками, счетоводами (dispensatores), надзирателями, сторожами и пр. Соответственно занимаемому в поместной иерархии месту, члены фамилии получали причитающийся им рацион (menstrua vel diaria cibaria).
Рабы работали на плантациях, были пастухами, работали в поместных мастерских и несли дворовые службы. В источниках упоминаются ювелиры, прядильщики и прядильщицы, золотых дел мастера, кожевники, портные, портнихи, чеканщики, маляры, засольщики рыбы, штукатуры, массажисты, массажистки и многие другие.
Значительную часть фамилии составлял дворовый штат. Дворовые штаты римских магнатов исчислялись сотнями. Часть фамилий проживала в сельской вилле (familia rustica), другая — в городе (familia urbana). Впрочем, разделение на сельскую и городскую челядь происходит не столько по месту жительства, сколько по различию профессий (urbana familia et rustica non loco, sed genere distinguntur). По характеру своих профессий и служб дворовая прислуга делилась на много разрядов. Одно перечисление этих названий заняло бы несколько страниц. Источники упоминают до 150 разных наименований. Сюда входили повара, пирожники, кондитеры, парикмахеры, лакеи, гувернеры, грамматеи (literati), врачи (medici), художники, шуты, библиотекари, водворители тишины (silentiarii), вестники (nuntii), номенклаторы (nomenclatores) и т. д.
Низший разряд фамилии составляли: 1) обыкновенные слуги (vulgares), швейцары, сопровождающие (pedisequii), скороходы, рассыльные и т.д., 2) сельскохозяйственные рабочие (mediastini), слуги первого ранга (ordinarii), поместная администрация и 3) рабы- ремесленники, сельские рабочие и пастухи.
Большая часть крупных землевладельцев-магнатов I века н. э. принадлежала к аристократии, сенаторам, но среди них было немало также и представителей «третьего сословия» Рима, всадников и богатых вольноотпущенников. К числу одного рода нетитулованных магнатов принадлежал Тримальхион, герой «Сатирикона» Петрония, писателя нероновского времени.
Биография Тримальхиона знакомит нас с карьерой вольноотпущенников, их нравами и обычаями. Вывезенный из Азии раб Тримальхион сумел войти в доверие к барину, получил некоторую сумму по завещанию, занялся торговлей, нажил состояние и стал скупать земли. Тримальхион покупает в Таренте баранов, шампиньоны выписывает из Индии, пчел из Аттики. «Богатства у меня, — говорит он, — много и на суше и на море» (et in mari, et in terra multa possideo).
В кумской усадьбе Тримальхиона в один день от рабов родилось 30 мальчиков и 40 девочек, в амбары ссыпаны 500 тысяч модиев зерна, в кассу отчислено 10 млн. сестерций, которым не было найдено никаких других приложений. Тримальхиону принадлежит целый помпеянский парк. Сам хозяин проявляет живой интерес к своему хозяйству, проверяет отчеты управляющих (вилликов), дает им соответствующие инструкции, одних порицает, других награждает. Тримальхион мечтал объединить все свои владения (praedia) в единый колоссальный ойкос, простирающийся от Кампании до Африки. «Все родится дома» (onmia domi nascuntur), — таков идеал Тримальхиона, как и большинства помещиков его времени.
В магнатских поместьях рабовладение достигло своей высшей точки и здесь же началось его разложение. Сначала рабовладение и неотделимые от него латифундии поглотили мелких хозяйства и разорили мелких производителей, а потом, на известном этапе развития, эти последние, превратившись в съемщиков из части продукта, в свою очередь растворили в себе рабов и впоследствии, в конце Империи, слившись с ними, образовали единую массу крепостных.
Основанное на рабском труде хозяйство латифундий перестало приносить доход, но в ту эпоху оно являлось единственно возможной формой крупного земледелия. Мелкое хозяйство снова сделалось единственно окупающей себя формой. Одна вилла за другой подвергались разбивке на мелкие парцеллы, которые передавались наследственным арендаторам, уплачивающим определенную сумму, или дольщикам (partiarii), которые были скорее управителями, чем арендаторами, получая за свой труд одну шестую, а то и всего лишь девятую часть ежегодного продукта.
Прежде всего необходимо установить содержание самого термина колонат. Колонат (colonatus) происходит от слова колон (colonus). Под колоном (по-гречески georgos) первоначально понимали всякого свободного человека, который сам обрабатывает поле (qui agrum colit). С течением времени слово «колон» приобрело другой смысл - не собственника, а съемщика или арендатора земельного участка. Сохранялось также и прежнее словоупотребление: колон — собственник (colonus possessor).
В известных памятниках римского законодательства I—III вв. под колоном обычно понимается свободный съемщик государственных или частновладельческих земель, уплачивающий оброк (census), выраженный в деньгах (colonus qui ad pecuniam numeratum conduxit), иногда с прибавкой всякого рода натуральных подарков (accessiones, xenia). Арендный договор, как правило, заключался на пять лет и юридически связывал обе стороны.
По римскому праву, это был договор найма (locatio- conductio)3. Заарендованный участок колон обрабатывал собственноручно или же с помощью наемной силы и рабов, что свидетельствовало об известном материальном достатке свободных съемщиков земли.
Эксплуатация поместий путем сдачи земли свободным арендаторам за деньги или из части продукта широко практиковалась уже в последнее столетие Республики. Переход на мелкую аренду вызывался двумя противоположными причинами — уменьшением числа рабов, с одной стороны, и обеднением массы свободных земледельцев — с другой. «Стены городов развалились, дома пусты, по пустынным улицам города бродят редкие люди, поля остаются необработанными за недостатком рабочих рук» — так характеризует состояние Римского государства во время гражданской войны Цезаря с Помпеем поэт Лукан в поэме «Фарсалии»1. В «Гражданской войне» Цезаря упоминаются магнаты, снаряжающие из своих колонов целые флотилии.
При Юлии Цезаре и Августе, вследствие массового захвата рабов в галльской, иллирийской, испанской и германской войнах, рабовладельческое хозяйство в Италии на некоторое время оживляется, но в последний период еще больше обнаруживаются симптомы распада. В I—II вв. н.э. колоны-арендаторы постоянно упоминаются как у писателей, так и в эпиграфических памятниках.
Сенека, например, ставит в пример мудрецу «хороших земледельцев» (agricolae boni), которые не только заботятся о прямых и стройных плодовых деревьях, но тщательно ухаживают за цветами и своим трудом и заботой побеждают бесплодность земли (cura cultuquc sterilitatem soli vincam)3. В другом месте тот же писатель говорит о тысячах колонов, пашущих и роющих землю (aspice... quot millia colonorum arent, fodiant)4. Немало упоминаний о колонах имеется и у других писателей конца Республики и Принципата — Горация, Овидия, Тибулла, Марциала, Ювенала, Апулея и т. д.
На основании памятников литературы и эпиграфики можно проследить, как колоны в магнатских и в особенности императорских поместьях постепенно вытесняли рабов и как эти последние в свою очередь перерождались в псевдоколонов (quasi celoni). Много внимания колонам уделено, например, в трактате Колумеллы. Предпочитая рабов в силу постоянства их труда и лучшей выучки в виллах среднего размера, рационально поставленных, в больших поместьях римский агроном советует наряду с рабами применять также и свободных съемщиков — колонов. Замена рабов колонами особенно полезна в отдаленных частях поместий потому, что они не так небрежны к посевам, скоту и орудиям труда, как рабы.
«Всем ведь хорошо известно, какой величайший вред рабы приносят хозяйству (maxime vexant servi), когда они работают в отдаленных имениях, будучи предоставлены самим себе. За деньги они отдают господский скот на сторону, пасут рабочий и вообще весь скот плохо, дурно пашут землю, показывают при посеве гораздо больший против настоящего расход семян, не заботятся о том, чтобы семена, брошенные в землю, дали богатый урожай.
Свезя продукт на гумно, они уменьшают его количество во время молотьбы либо утайкой его части, либо небрежной работой. Воруя сами, они и от других воров плохо оберегают чужое добро. Наконец, при уборке зерна в амбар они сплошь и рядом неправильно показывают его количество в счетной записи. Таким образом как управляющий, так и рабы мошенничают, а поле приходит в негодное состояние» (rapinis magis quam cultures student). Главная трудность при переходе на колонат заключалась в недостатке состоятельных, более или менее надежных съемщиков. Причина этого заключалась в прогрессирующем обеднении средних и мелких производителей, о чем говорилось на предшествующих страницах. Следствием обеднения являлась апатия к труду вообще и к сельскому в частности. Продававшие свои участки сельские хозяева устремлялись в города, превращались в ремесленников, торговцев, мелких интеллигентов или же пополняли кадры босяцкого населения столицы.
Сказанное относится прежде всего к Италии, но отчасти приложимо также и к провинции. В общем и целом экономическая эволюция на всем пространстве Римской империи развивалась в одинаковом направлении. Недостатком рабочей силы объясняется та заботливость, с какой агроном-рационализатор рекомендует относиться к колонам.
«Владелец имения к колонам должен относиться снисходительно (comiter agat cum colonis), идя им навстречу в их нуждах. Он должен быть более требовательным к их работе, нежели к платежам (avarius opus exigat quam pensiones). Такое отношение для колонов менее обидно, хозяину же вообще более выгодно». «Господин не должен слишком настаивать на своем праве в обязательствах, наложенных на колона, как, например, на точном соблюдении сроков платежей, доставке дров и прочих мелких обязанностях колона, выполнение которых больше докучает земледельцам, чем приносит им ущерба». То поместье можно назвать «счастливейшим» (felicissimum fundum esse), в котором имеются колоны, издавна живущие в этой местности, как бы по наследству перешедшие к владельцу и связанные с ним близкими отношениями с самого рождения.
Недостаток рабочих рук и обеднение населения заставляли землевладельца сокращать денежную аренду и переходить на натуральную аренду из части продукта за счет денежной аренды. Переход на натуральную аренду был единственным выходом из кризиса при тогдашнем положении. Колонат из части продукта (coionatus partiarius), собственно, и послужил исходной точкой всего последующего развития аграрных отношений в Римской империи. На основании первоисточников, в частности по «Письмам» Плиния Младшего, можно проследить, как и почему денежная аренда заменялась натуральной арендой. Плиний, современник императора Траяна, принадлежал к числу перворазрядных италийских магнатов.
Основой богатства Плиния, как и большинства высших государственных сановников его времени, была земля. «Все мое богатство, — заявляет Плиний, — заключается в земле». Плиний имел несколько поместий в разных частях Италии. Самым большим, доходным и красивым было Тосканское поместье. «Местность, — сообщает Плиний в одном из «Писем», — восхитительная, барская вилла, примыкая к Апеннинам, образует красивый амфитеатр, по холмам раскинулись богатые хлебные поля; у подошвы горы широко расположились виноградные посадки, затем опять поля, которые можно распахать только тяжелым плугом и на сильных волах; луга орошает быстро текущий Тибр». Из «Писем» Плиния узнаем, что в то время в Италии вследствие затяжного аграрного кризиса цены на землю сильно упали. В письме к своему другу Кальвизию Руфу Плиний пишет, что «в настоящее время цены на землю в Италии сильно упали». Имение, раньше стоившее 5 млн. сестерций, теперь продается за 3 млн., да и то с трудом находит покупателя. Причину этого печального факта Плиний усматривает во все углубляющемся разорении средних и мелких владельцев (rusticani coloni). Плиний стоит перед дилеммой: покупать или не покупать новую виллу.
«По соседству с моими владениями, даже примыкая к ним, продаются имения. В этом деле многое меня прельщает, но не меньше у меня есть и опасений. Привлекает меня, во-первых, самая возможность красиво округлять свои владения (pulchritudo iungendi); во-вторых, возможность столь же полезная, как и приятная — навещать одним разом и без лишних путевых издержек оба имения, держать в них общего управляющего (procurator) и общих надзирателей, возводить постройки и украшать одну виллу, а другую держать в запасе. Здесь можно свести вместе расход на мебель, расход на дворецких, садовников, мастеров и на снаряжение для охоты; все это очень важно сконцентрировать в одном, а не оставлять разбросанным в разных местах».
«С другой стороны, я боюсь, не будет ли неосторожно подвергнуть столь огромное имущество риску одних и тех же условий погоды, одних и тех же случайностей; мне кажется гораздо спокойнее страховать себя от неожиданностей, приобретая владения в разных местах. Далее, перемена места и самое путешествие по своим владениям доставляют большое удовольствие».
Больше же всего Плиния смущает невозможность найти подходящих, экономически крепких арендаторов (Instat et necessitas agrorum locandorum perquam molesta: adeo rarum est invenire idoneos conductores).
«Основной пункт моих колебаний,—пишет Плиний,— земля плодородная, жирная, обильная водой, состоит из полей, виноградников и лесов, которые должны дать хоть умеренный, но верный доход; но эта счастливая земля обрабатывается маломощными землевладельцами. Прежний владелец слишком часто продавал взятые в залог средства производства колонов (pignora) и, таким путем погашая на время их долги (reliqua colonorum), на будущее совершенно истощал св ш силы (viras in posterum exhausit), ибо за недостатком средств их задолженность вновь возрастала (quarum defectione rursus reliqua creverunt). По этой причине многих добросовестных съемщиков надо снабдить всем необходимым (sunt ergo instruendi complures frugi mancipes), ибо в нашей местности ни я, ни кто-либо другой не имеет рабов»3.
Плиний указывает, что с каждым годом возраставшая задолженность колонов их дезорганизует, вселяя в них пессимизм, отчаяние и небрежное отношение к хозяйству.
«Многие совсем перестали заботиться об уменьшении своих долгов, так как они отчаялись в возможности их выплатить. Они расхищают и расходуют урожаи, полагая, что для себя им беречь нечего. Этим все растущим порокам надо оказать решительное противодействие, надо найти против них средство» (occurendum ergo augescentibus vitiis et medenduni est).
Положение настолько серьезно, что Плиний вынужден отказаться от поездки в город, от общественных и государственных обязанностей, от посещения своих друзей и от приятного времяпрепровождения. Такие соображения приходят в голову Плинию в момент покупки им нового имения. Единственный выход из создавшегося положения Плиний усматривает в отказе от денежной аренды и переходе на аренду из
части продукта. «Единственный способ врачевания застарелой болезни заключается в одном — сдавать землю не за плату деньгами, а из части продукта» (те dendi una ratio si non nummo, sed partibus locem).
Надзор за сбором урожая и взиманием причитающейся части следует поручить вполне надежным людям. Доход от сельского хозяйства — самый честный, но он зависит от почвы, климата и сезона, предполагает большое доверие в отношении персонажа, требует острых глаз и многих рук. Дело это, конечно, нелегкое, но, как говорится, при застарелой болезни надо использовать всевозможные средства помощи (expcriendum tamen, et, quasi inveteri morbo, quae libet mutationes auxilia ten danda sunt)1. Одно из главных преимуществ парциарного колоната состояло в том, что он давал возможность использовать самые разнородные категории рабочей силы, помимо рабов и состоятельных колонов, также и малоимущие слои свободного населения. Этим разрешались сразу две первостепенной важности социально-экономические проблемы — проблема рабочей силы и проблема воссоздания мелкого производителя (колона), на котором держалась Империя. Воссоздание мелкого производителя должно было казаться особенно важным ввиду угрожающего роста латифундий и вымывания средних прослоек римского общества. Таковым представляется в основных чертах процесс образования колоната в Италии и провинциях. Новейшие исследования показали, что при одинаковости генеральной линии каждая область Римской империи имела свои особенности, обусловленные целым рядом внутренних и внешних причин. Колонатные порядки в Африке, например, складывались иначе, чем в Египте, Греции и Италии, Галлии и Германии.