Преемники Септимия Севера

Созданный Септимием Севером порядок в общем сохранялся и при его преемниках, не создавших ни­чего значительного ни в одной области социальной и культурной жизни. Правление преемников Септи- мия Севера наполнено династической борьбой, воен­ными бунтами, мятежами и заговорами.

После Септимия Севера императором сделался его сын Кара­калла'. Правление Каракаллы2 открылось убийством его младшего брата Геты. Завидовавший и боявшийся брата, Каракалла убедил свою мать пригласить Гету к себе для примирения, но эта мнимая попытка примирения закончилась убийством Геты. За убийством младшего брата императора последовали массовые убийства и кон­фискации имущества настоящих и мнимых сторонников убитого. Число убитых доходило до 30 тыс. человек. В их числе оказалось много вольноотпущенников и рабов, державших сторону Геты, причастных к его администрации или же просто упомянутых им в завещании.

Среди других при Каракалле погибли двоюродный брат Сеп­тимия Севера, сын Луциллы, сестры Коммода, дочь Марка Авре­лия Корнифиция и многие другие. Своими действиями, замечает Ксифилин, византийский историк IX в., компилятор и коммента­тор Диона Кассия, Каракалла совершенно изувечил Рим, истре­бив в нем все лучшее и притом без всякой вины и без суда.

«Я не буду перечислять, — говорит Ксифилин, — всех знат­ных, которых он убил без суда и вины. У Диона Кассия приведен полный поименный список всех знатнейших жертв того времени. Достаточно сказать, что он убивал всех, кого только желал».

Каракалла был в полном смысле слова солдатским импера­тором, называвшим себя вторым Александром Македонским. Глав­ным объектом его забот всегда служила армия. На замечание ма­тери, что он слишком много тратит на солдат, Каракалла, обна­жив меч, ответил: «Не робей, мать! Пока мы владеем этим мечом, у нас не будет недостатка в деньгах. Ни один человек в моем го­сударстве, — прибавил Каракалла, — кроме меня, не должен иметь денег. Лишь мне одному необходимо золото для удовлетво­рения солдат!».

Большую часть своей жизни Каракалла провел на войне: со­вершил несколько походов на Рейн и Дунай, организовал экспе­диции в Сирию и Египет и погиб во время парфянского похода от руки заговорщика (217 г.).

Самым значительным актом шестилетнего правления Марка Аврелия Антонина Каракаллы было издание Антониновой кон­ституции (constitutio Antoniana), распространявшей права рим­ского гражданства на всю Империю (212 г.). Конституция Антонина (Каракаллы) имеет большое историческое зна­чение как официальное признание слияния всех жи­телей римской ойкумены, италиков и большинства провинциалов (свободных), в одну массу граждан единой Римской им­перии1. Ближайшим образом эдикт 212 года, как и большинство меро­приятий императоров династии Се­веров, был вызван фискальными рас­четами — стремлением увеличить число налогоплательщиков. Собст­венно говоря, уравнение в граждан­ских правах провинциалов и итали­ков было уравнением тех и других в общем бесправии перед лицом импе­раторского абсолютизма.

После Каракаллы императором был провозглашен солдат Макрин, африканец по происхождению, сто­явший во главе заговора2. Через год Макрин был свергнут войском, а его место занял родственник Каракаллы, Варий Авит (Varius Avitus), которому тогда было всего четырнад­цать лет. Во время провозглашения сирийскими ле­гионами императором Варий Авит был верховным жрецом сирийского бога Солнца — Элагабала, или Гелиогабала, под именем которого он и известен в истории. Появление на римском троне «величайшего жреца непобе­димого Солнца» Элагабала было весьма показательно для римского общества III в., склонного ко всяко­го рода религиозно-мистическим пе­реживаниям и настроениям. В надпи­сях Элагабал величается «счастли­вейшим, непобедимейшим, превыше всех принцепсов стоящим, милости­вейшим цезарем».

Вся деятельность «величайшего жреца непобедимого Солнца Элага- бата» (sacerdos amplissimus dei invicti solis Elagabali) окутана религиозно- мистическим покровом. Элагабал строил храмы, совершал жертвопри­ношения и устраивал торжественные процессии. Так, он построил великолепный храм в честь бога Солнца и соорудил массу алтарей. Каждое утро, по его приказу, убивали сотню быков и массу овец, сжигали их на жертвенных алтарях и выливали много дорогого старого вина. Ручьи вина перемеши­вались с жертвенной кровью. После жертвопри­ношения у алтарей совершались танцы под аккомпа­немент музыкальных инструментов. Вместе с жрецом- императором пировали и женщины, его землячки-си- риянки, с кимвалами и флейтами. Кругом в полном со­ставе стояли сенат и всадничество. Части жертвенных животных и пряности в золотых сосудах несли не про­стые слуги, как это обыкновенно бывало, но команди­ры войск и важнейшие гражданские чины в богатых финикийских одеждах. Император полагал, что до­ставляет им большую честь, разрешая участвовать в такого рода процессиях.

На посты наместников (praesides), легатов, кон­сулов, командиров он назначал, говорится в его био­графии, своих либертов и «вообще широко осквер­нял все звания неблагородством испорченных людей» (omnes dignitetis polluit ignobiletate hominum perditorum)1. В 222 г. распутный и развращенный Элагабал был умерщвлен солдатами, и престол пе­решел к его двоюродному брату Александру Северу, последнему представителю династии Северов, пра­вившему до 235 г.

Император, несмотря на свою молодость, был край­не испорчен. Он страдал по­ловой извращенностью, и сцены разврата, разыгрывавшиеся на Па­латине, далеко оставляли за собой оргии Калигулы, Нерона и Коммода. Ближайшее окружение императо­ра — его мать Соэмиада, его люби­мец Глерокл, градоначальник Рима Фульвий, управляющий финансами Эвбул и другие — занимались от­крытым расхищением государствен­ных средств и позволяли себе не­слыханные злоупотребления.

Бабка Элагабала Юлия Мэса, которая вначале руководила всеми государственными делами, скоро поняла, что ее «создание» совер­шенно неисправимо и не только не способно укрепить династию, но, наоборот, неизбежно ее погубит. Поэтому она добилась от Элагаба­ла, чтобы он усыновил и назначил цезарем своего двоюродного бра­та Александра, сына Мамеи. Вско­ре после этого 18-летний Элагабал был убит преторианцами вместе со всей своей кликой.

Александр был провозглашен императором под именем Марка Ав­релия Севера Александра. Ему было только тринадцать с половиной лет, и делами руководила сначала Юлия Мэса, а когда через год она умер­ла — Маме я. Александр являлся пол­ной противоположностью своему двоюродному брату. Он получил прекрасное образование в духе тог­дашнего культурного синкретизма с преобладанием стоических и рели­гиозно-философских идей. Бабка и мать усиленно готовили его к бу­дущей роли правителя, и будущий император вырос с сознанием лежа­щей на нем ответственности. Одна­ко Александр был крайне мягок и слабоволен. До конца своей жизни он не выходил из подчинения Ма­меи, властной и суровой женщины, чрезвычайно похожей по характеру на свою мать Юлию Мэсу. Мамея окружала сына мелочным надзором, стараясь предохранить его от вся­ких дурных влияний.

Падение Элагабала послужило сигналом к реакции в смысле воз­врата к «исконно римским» нача­лам. Сирийский бог был изгнан из римского пантеона, его храм разру­шен, государственные святыни во­дворены на прежнее место. Но реакция не ограничилась только об­ластью культа. В правление Севера Александра высшие круги римско­го общества в лице сената сделали попытку ликвидировать военный режим и восстановить свое старое привилегированное положение и непосредственное влияние на госу­дарственные дела. Сенат снова за­нял влиятельное положение. Из его состава был выделен, как и при Ав­густе, особый комитет из 16 чело­век, с которым молодой император совещался по поводу всех важней­ших вопросов и который фактичес­ки проводил политику «августейшей матери» Мамеи. Ее же ставленни­ками были префект претория Домиций Ульпиан, крупнейший законо­вед своей эпохи, и его помощник Юлий Павел. Гражданские тенден­ции восторжествовали во всех об­ластях государственной жизни в резком контрасте с военным харак­тером политики первых Северов.

Однако никакого улучшения это не принесло. Тяжелое состояние го­сударственных финансов заставило правительство снизить солдатское жалованье и уменьшить количество высокооплачиваемых центурион- ских должностей. Эта мера сейчас же вызвала резкое недовольство армии, крайне деморализованной щедротами Каракаллы и Элагаба­ла. Мамею и ее правительство об­виняли в скупости. Начались сол­датские волнения. В самом Риме вспыхнули беспорядки. В течение трех дней на улицах города проис­ходили бои между населением и преторианцами, которых ненавиде­ли за распущенность, а также за то, что они в своем большинстве со­стояли из варваров, набранных в провинциальных легионах. Злоба преторианцев обрушилась на их начальника Ульпиана. Они вырвали его буквально из рук императора и Мамеи, пытавшихся его защитить, и убили у них на глазах (228 г.).

Чтобы выйти из тяжелого фи­нансового положения, Мамея при­бегла к уменьшению количества благородных металлов в монетах. Эта мера практиковалась еще Септимием Севером. Временное об­легчение для государственных фи­нансов, которое она принесла, в конце концов привело к их дальней­шему ухудшению.

Вопреки благим намерениям правительства облегчить нало­говый гнет, финансовые затрудне­ния заставляли увеличивать его. Особенно росли прямые налоги, па­давшие всей своей тяжестью на де­ревню. Население нищало и в от­чаянии разбегалось, куда глаза гля­дят. Дороги стали непроходимыми от грабителей, а пиратство на море приняло такие размеры, что торгов­ля почти совсем приостановилась.

В это время на Востоке, в Ира­не, происходили события, чреватые большими последствиями для рим­лян. В парфянском государстве произошел переворот. Правившая там династия Арсакидов, ослаблен­ная бесконечными раздорами, была свергнута наместником Пер­си ды Артаксерксом (Ардаширом). Иран был объединен под властью новой, чисто персидской династии Сассанидов. Персидские элементы получили преобладание на Востоке. Это движение шло под лозунгом восстановления старой религии Ирана, религии Заратустры, и ста­рой персидской монархии Ахеме- нидов, когда-то разрушенной Алек­сандром Македонским. Новые пра­вители Ирана намеревались из­гнать римлян с Востока. Около 230 г. персидские войска вторглись в Си­рию и Каппадокию, уничтожая рим­ские гарнизоны.

Опасность была настолько вели­ка, что Мамея решила вместе с сы­ном отправиться на Восток. Большая римская армия собралась в дунай­ских провинциях и оттуда прибыла в Антиохию. В Сирии было весьма тревожное настроение не только из- за персидской опасности. В Эмесе появился узурпатор, некто Ураний Антонин, провозглашенный импера­тором. Когда он был уничтожен, вой­ска, прибывшие из Египта, выдви­нули нового узурпатора Таврина. Хотя и вторая попытка была лик­видирована, все же эти события служили грозным предзнаме­нованием для династии Северов.

Римское командование вырабо­тало сложный план наступления на персов. Войска были разделены на три армии: северную, южную и центральную. Первая должна была из Каппадокии двинуться через Ар­мению на Мидию; вторая на юго- восточном направлении ставила своей задачей овладеть Вавилоном; третья, под личным командованием самого императора, должна была пересечь Месопотамию. Предпола­галось, что все три армии соеди­нятся по ту сторону Тигра.

Удачнее всего операции шли на северном направлении, где персы очистили Армению. Но центральная армия продвигалась крайне медлен­но. Присутствие императора и Ма- меи только стесняло ее. Нежная мать смертельно боялась за своего сына и затягивала операции, предпочи­тая, чтобы войну кончили другие. Наконец, под предлогом болезни императора, на которого дурно дей­ствовал воздух Месопотамии, двор оставили в тылу, и армия пошла бы­стрее. Но прежде чем она достигла Тигра, ее атаковали большие конные силы персов. В непривычной для них обстановке, расстреливаемые изда­ли иранскими лучниками, римляне вынуждены были отступить.

Отход главной армии заставил отступить и две другие. Обратное движение зимой через Армению почти совершенно уничтожило се­верную армию, да и южная сильно пострадала из-за климатических условий. Наконец, остатки римских войск собрались в Антиохии. Не­годование против незадачливого императора и его матери охватило всю армию. Только щедрыми по­дарками удалось на время заглу­шить недовольство.

К счастью для римлян, персы не использовали своего успеха, и во­енные действия фактически пре­кратились. Двор предавался раз­влечениям в Антиохии, когда с се­верных границ стали поступать тре­вожные сведения. На Дунае варва­ры прорвали укрепленную линию, и их набеги докатились до самых границ Италии. Возвратившиеся с Востока римские войска восста­новили положение и укрепили ду­найскую оборонительную линию. В 233 г. император вернулся в Рим, где был отпразднован триумф по поводу «побед» над персами.

Однако уже на следующий год мать и сын вынуждены были спеш­но выехать на рейнскую границу, где создалось катастрофическое положение. Политика последних императоров, широко применявших поселение варварских племен в по­граничной полосе, дала роковые ре­зультаты: оборона границы оказа­лась совершенно расшатанной. Римские отряды были вынуждены отступить с правого берега Рейна. Император прибыл в Могонтиак (Майнц). Рейнская армия была по­полнена новыми наборами во Фра­кии и Паннонии. В ее составе на­ходились также войска из Маври­тании и Сирии. На Рейне был по­строен понтонный мост. Армия го­рела нетерпением вознаградить себя за неудачи парфянской войны.

Но император вовсе не был рас­положен воевать. Он предпочел ку­пить мир у германцев. К ним отпра­вили посольство с предложением крупной суммы денег. Александр в это время увлекался в своей ставке бегами на колесницах и предавался другим развлечениям. Слухи о по­зорном мире переполнили чашу терпения солдат. Одним из самых популярных людей в армии был в это время командир новобранцев Гай Юлий Вер Максимин. Он происхо­дил из Фракии и, говорят, в моло­дости был пастухом. При Септимии Севере он поступил в союзническую конницу и скоро выдвинулся благо­даря своей огромной силе, колос­сальному росту и храбрости. При Александре Максимин занимал уже высшие командные должности и одно время служил наместником в провинции. Во время германского похода император поручил ему за­ведовать обучением новобранцев. Очень скоро Максимин завоевал у них любовь и уважение. Он добро­совестно относился к своим обязанностям и прекрасно обращал­ся с солдатами. К тому же ново­бранцы в большинстве состояли из варваров, и для них немалое значе­ние имело то обстоятельство, что Максимин сам происходил из них.

Однажды в мартовское утро 235 г. новобранцы, как обычно, построи­лись для занятий. Едва только по­казался их начальник, как его при­ветствовали громкими криками, на­дели на него заранее приготовлен­ное пурпурное одеяние и провозгла­сили императором. Максимин для виду сначала отказывался от этой высокой чести, но скоро уступил просьбам и угрозам солдат.

Место расположения новобран­цев находилось на расстоянии од­ного перехода от главного лагеря императорской ставки. Александр узнал о мятеже в тот же день. В страшном волнении и слезах он вы­бежал из своей палатки к собрав­шимся солдатам, рассказал им о происшедшем и горько жаловался на черную неблагодарность Максими- на. В первый момент солдаты глав­ного лагеря горячо поддержали сво­его законного императора и обеща­ли всеми силами защищать его.

Прошла тревожная ночь. Рано утром вдали показалась пыль и раздались крики. Александр сно­ва собрал солдат и убеждал их двинуться против восставших. Но за ночь настроение главного лаге­ря изменилось. Солдаты стояли в нерешительности и не брали ору­жия. Стали раздаваться голоса, требовавшие выдачи советников императора как главных ви­новников всего происшедшего. Другие бранили мать императора за скупость и требовали ее устра­нения. Тем временем восставшие подошли к воротам и стали звать товарищей присоединиться к ним. Еще несколько минут колебания, и ворота были открыты. Ликующие солдатские толпы бросились на­встречу пришедшим, — Максимин был признан всей армией.

Покинутый всеми Александр, со­вершенно потерявший присутствие духа, едва добрался до своей палат­ки. Бросившись в объятия Мамеи, он, говорят, плакал и обвинял ее в том, что она своей неразумной поли­тикой довела его до гибели. В таком состоянии нашли Александра по­сланные Максимином центурионы и убили его на груди у матери. Мамея и не успевшие убежать придворные разделили участь императора.