Пекулий и вольноотпущенничество
Все вышеизложенные перемены в социально- политической и культурной сфере римского общества прямо или косвенно были связаны с переменами в производственной основе Римской империи. Рабовладельческая система, составлявшая основу римской экономики классического периода, уже с конца Республики начинала обнаруживать симптомы распада. Разложение рабовладения обусловливалось факторами внутреннего и внешнего порядка.
Как известно, рабовладельческий способ производства оправдывает себя только до определенного социально-экономического и технического уровня. По мере роста производительных сил, расширения производства и меновых отношений, разделения труда, усовершенствования методов работы и технического прогресса рабовладельческое хозяйство в чистом виде становилось нерентабельным и разлагалось в силу имманентных причин. К этим причинам с конца Республики присоединились еще дополнительные факторы — повышение цен на рабов, в особенности на квалифицированных, вследствие сокращения завоеваний, восстания рабов, колебавшие основы рабовладельческого строя, частые побеги, заговоры и покушения рабов на своих хозяев и т. п.
«Сколько рабов — столько врагов»1 — такова формула классовых отношений между рабовладельцами и рабами. Конкретной иллюстрацией этой общей формулы служит нижеприведенная надгробная надпись негоциатора Элия Аспрена, в которой умерший выражает свою радость по поводу смерти, наконец освободившей его от рабства его рабов (Aelius Asprenas Commodi Gaes Negot., quo nemio mortem alacrius admisit quod ad servorum suorum servitute tandem liber evaderet. Hoc autem testamento cavit posteris inscribi)2.
Одним из симптомов разложения рабовладельческого строя был пекулий (peculium). Пекулием в римском праве называлось всякое владение, выделяемое домохозяином в индивидуальное пользование лицам, зависимым от него юридически,—сыну (peculium filii), рабу (peculium famuli, servi), вольноотпущеннику, и т. д. Пекулий — условное владение вещью, землей, мастерской или правом, которое на известных условиях домохозяин (pater familias) уступает зависимому от него субъекту. Раньше всего в пекулий стали отдавать скот, отчего происходит и самый термин — пекулий (от pecus — скот). Пекулий возник в интересах главным образом домохозяина — рабовладельца. Рабовладельцу он давал возможность в широком масштабе заниматься торговлей, расширять производство, улучшать методы работы и извлекать больше выгод из обработки земли. Рабу же пекулий обеспечивал минимум юридической свободы, позволял делать накопления, иметь собственных рабов, а в перспективе открывал надежду на вступление в состав гражданства1.
В составе пекулия могли находиться всякие вещи, движимое и недвижимое имущество, в пекулий могли входить также и рабы (vicariorum peculium)2.
Из высказываний юристов по этому предмету видно, что одним из наиболее распространенных видов пекулия служили земля, скот и инвентарь, которыми господин снабжал своего раба, предоставляя ему под собственную ответственность совершать юридические акты; кроме того, при Империи особенно часто практиковалась отдача рабам в пекулий денег (sors) с предоставлением им права под юридической ответственностью господина заниматься торговлей, вести денежные дела, открывать мастерские и т. д.
Ответственность за заключенные рабом сделки и договоры в силу особого иска о пекулии (actio de in rem verso) нес его патрон-доверитель, т. е. рабовладелец (in rem autem domini versum intellegitur, quidquid necessario in rem eius solveret)4; отчуждение или передача пекулиев запрещались законом. «Ни раб, ни колон не может отчуждать свой пекулий (пес servum пес colonum peculium suum distrahere). Кроме того, купившие пекулий несут ответственность в силу иска о воровстве».
По букве закона господин отвечает за все сделки держателя пекулия, даже в том случае, если таковые заключены без его ведома (quamvis sine voluntate domini negotium gestum erit).
«Ни сам раб не может делать долга, ни рабу нельзя быть должником» (Nec servus quicquam debere potest, nec servo potest deberi).
Взаимоотношения между рабовладельцем и рабом достаточно отчетливо выступают из нижеприводимого юридического казуса, помещенного в качестве типичного примера в Дигестах. Некто сдал своему рабу д ля обработки участок земли и дал ему быков (quidam fundum colendum serve suo locavit et boves dederat). Быки оказались негодными. Тогда господин приказал продать быков, с тем чтобы на вырученные деньги купить других. Раб быков купил, но денег продавцу не уплатил. По этому поводу возник юридический казус, кто должен нести ответственность за неуплату. Юрисконсульт считает, что уплату, и притом полностью (in solidum), должен произвести господин раба, ибо раб, являясь действующим лицом фактически, не является таковым юридически (qui boves vendiderat nummos a domino petebat actione de peculio — aut quod in rem domino versum esset)3.
На практике, однако, права держателя пекулия были значительно шире, чем это может показаться на первый взгляд. Уже в силу самого факта пекулия, отрывавшего раба от рабовладельца, раб становился в известном смысле свободным, имел собственную инициативу, действуя в качестве доверенного лица своего хозяина — управляющего имением, содержателя мастерской, торгового приказчика, шкипера (magister navis) и т. д. Существенно важно было то, что ответственность господина признавалась только в размере пекулия, в остальном же раб и кредитор, заключивший с ним сделку, предоставлялись самим себе. На практике формальное бесправие раба обходили при помощи фиктивных формул с прибавлением слов: «если бы он был свободным» (si liber esset), или специальных исков о пекулиях с перестановкой субъектов (actiones adiecticiae qualitatis)4.
Таким путем для раба открывалась возможность делать известные сбережения (parsimonia), экономически освобождаться от зависимости своего господина и тем самым как бы переходить в разряд свободных. На повышение социально-экономического положения рабов, имевших пекулий, указывают встречающиеся в Дигестах характерные выражения, вроде того, что раб может иметь собственное имущество (proprium patrimonium), делать накопления и т. п. Самый пекулий рассматривается «как бы собственность свободного человека» (quasi patrimonium liberi hominis).
Из сказанного вытекает, что развитие различных видов пекулиев с естественной необходимостью вело к образованию новых имущественных категорий и освобождению из-под власти отца и господина сыновей и рабов. Так разлагались главные устои древнего Рима — патриархальная семья и рабовладение.
С экономической точки зрения практика пекулиев представляла большие выгоды, делая хозяйство более гибким и многообразным, соответственно потребностям развитого обмена и денежного обращения. Благодаря пекулиям неподвижный рабовладельческий ойкос разлагался на мелкие полусамостоятельные хозяйства, труд отделялся от капитала, раб освобождался от казарменного режима и, отрываясь от своего господина, превращался в крепостного, т. е. подымался на новую, более высокую ступень социальной лестницы.
Вторым показателем разложения рабовладельческого строя, неотделимым от пекулия, было вольно- отпущенничество, в первых столетиях н. э. принявшее чрезвычайно широкие размеры. По мнению авторитетных ученых, число вольноотпущенников (liberti, libertini) в эти столетия в больших городах доходило до 40, 50 и даже больше процентов всего населения2.
Институт вольноотпущенничества вызывался экономическими расчетами и политическими соображениями: с одной стороны, желанием максимально выгодно использовать энергию раба и освободиться от его содержания и организационных хлопот, а с другой — приобрести в лице отпущенного (либерта) нового клиента. Отношения между господином и рабом с момента отпуска не прекращались, но только изменяли свою форму. Рабовладелец, отпускавший раба, помимо денежной платы получал в качестве патрона право требовать от своего клиента различных услуг и работ, выражаемых римскими юрисконсультами формулой — личные услуги (operae officiales) и ремесленные работы (operae fabriles).
На личные услуги клиента (operae officiates) мог претендовать только сам патрон, и они не могли быть отчуждаемы (пес cuiquam alio deberi possunt quam patrono, cum proprietas earum et in edentis persona et in eius cui eduntur constit). Ремесленные же работы (operae fabriles) могли быть производимы также и в пользу третьих лиц (fabriles autem aliaeve eius generis sunt, ut a quocumque cuicumque salvi possunt. Sane enim, si in artificio sint, iubente patrono et alii edi passunt)1.
Права патрона распространялись не только на те знания и мастерства, которыми клиент обладал будучи рабом, но также на мастерства и знания, приобретенные им уже после отпуска.
Само собой разумеется, что при всех юридических конфликтах (казусах), возникавших между господином и вольноотпущенником, закон, как правило, всегда защищал права господина; в частности, это имело место в отношении передачи либертами своих имуществ по завещанию или каким-либо иным путем. «Некогда, — пишет Гай, — было позволено ли- берту в завещании обходить патрона. Потом эта юридическая несправедливость была исправлена претор- ским эдиктом. Впоследствии права патронов (iura patronorum) были еще более увеличены».
Несмотря на все злоупотребления господ, институт вольноотпущенничества продолжал развиваться в течение всей Империи, а права и удельный вес ли- бертов в римской экономике и обществе с каждым столетием возрастали. Большая часть отпускаемых рабов принадлежала к домашнему штату господина, торговым посредникам, ремесленникам и представителям интеллигентских профессий, и сравнительно редко отпускались рабы-чернорабочие, но все же и здесь наблюдалась общая тенденция к разложению рабовладения. Отпускаемые рабы, получавшие по завещанию или приобретавшие каким-либо иным путем средства, становились хозяевами мастерских, лавок, банкирских контор или же поступали на государственную и гражданскую службу. Кроме вышеотмечен- ных экономических расчетов, росту вольноотпущенничества благоприятствовала также и общеимперская политика. Больше всего вольноотпущенников и рабов имели сами императоры, использовавшие их как в своем личном хозяйстве и обиходе, так и на государственной службе.
Либертам предоставлялись, в особенности при Клавдии и Адриане, ответственные места в различных ведомствах управления, при дворе и в личном хозяйстве императора.
«Большая часть верховных правителей, — заявляет Плиний Младший в «Панегирике» императору Тра- яну, — держали себя, как господа, в отношении сограждан и, как рабы, в отношении своих вольноотпущенников. Они правили по их советам и указаниям, слушали их ушами и смотрели их глазами; через них они добивались для себя преторства и консульства, даже больше того, они их вымаливали для себя».
Ограничивая число отпускаемых рабов определенной нормой, императоры исходили из чисто политических соображений. В тех же случаях, где этой политической опасности не ощущалось, они не только не задерживали, но скорее поощряли отпуски рабов. В провинциях даже существовала особая организация богатых вольноотпущенников, коллегии августалов (augustales), официальной задачей которых было отправление культа императоров. Эти коллегии находились под покровительством самих императоров.
Социальная роль вольноотпущенников в римском обществе в императорский период не отрицается ни одним современным историком античности, напротив, в зарубежной литературе даже замечается тенденция преувеличивать значения этого факта и делать из него неправильные выводы. Многие западные историки рост вольноотпущенничества при одновременном сокращении свободного населения считают основной причиной вырождения и разложения античной культуры. Такова, например, точка зрения известного историка Теннея Франка, проведенная в его работе «Расовое смешение в Римской империи»2.
В опровержение расовой точки зрения надо указать, что в поздней античности вольноотпущенники и колоны представляли наиболее устойчивую и здоровую часть населения. На их плечах держалось все здание Римской империи. В то время как высшие классы утрачивали интерес к общественной и семейной жизни и деградировали, среди вольноотпущенников наблюдались более высокая оценка труда и возрождение семьи. Об этом свидетельствуют многочисленные эпитафии, в которых многие вольноотпущенники, недавние рабы, в трогательных словах выражают свою супружескую верность и семейственность, гордясь своей профессией кузнеца, сапожника, маляра, суконщика, ткача, бочара и т. п. В то время как древняя знать истребляла себя во взаимной борьбе и таяла вследствие пороков и излишеств, из недр рабовладельческого общества вырастали новые социальные силы, оттянувшие распад рабовладельческого Рима.
Изменялись также и взгляды на физический труд и на его представителей— свободных ремесленников, либертов и рабов. В римском классическом праве различные взгляды на труд нашли отражение в спорах по вопросу о спецификации (specificatio) материи и труда. Представители старого взгляда на труд — саби- ниа}щы, последователи юриста Сабина, не проводили различия между трудом и материей, из которой сделана вещь. При таком взгляде на труд личность мастера, творца данной вещи, растворялась в материале, мастер полностью принадлежал владельцу материала. Противоположного взгляда держались прокулеянцы, отражавшие новую экономику и новые производственные отношения. По мнению прокулеянцев, труд отделим от материи, и тем самым, следовательно, личность мастера отделяется от работодателя, и он становится юридически самостоятельной личностью. «Некоторые отождествляют материал (materia) и самую вещь (substantia), полагая, что вещь принадлежит тому, кому принадлежит материя. Такого взгляда держатся Сабин и Кассий. Другие же считают, что вещь (res) принадлежит тому, кто ее сделал. Это утверждают авторитеты другой школы».
Точка зрения прокулеянцев получала признание по мере вытеснения труда рабов трудом вольноотпущенников и свободных, число которых возрастало как в городском, так и в сельском хозяйстве.
Соответственно изменению взгляда на труд улучшалось также и правовое положение рабов, из «говорящих машин» превращавшихся в людей2. В истории римского законодательства о рабах целую эпоху составляют закон Клавдия (edictum Claudii), освобождавший больных рабов3 и закон Петрония (lex Pctronia) при Нероне, запрещавший без санкции магистрата посылать рабов на борьбу с дикими зверями4.
Указом императора Адриана господину было запрещено убивать рабов по собственному произволу5, при Антонине Пии убийство своего раба было приравнено к убийству чужого, и рабы получили право убежища6.
В римском праве все более утверждался взгляд, по которому свободное состояние является естественным (libertas estnaturalis facultas), рабство же, хотя и признается всеобщим социальным институтом, считается противоречащим природе (servitus est constitutio iuris gentinum, qua quis dominio alieno contra naturam subiicitur)'. «С точки зрения гражданского права, — рассуждает Ульгшан, — рабы — ничто (servis pro nullis habentur), но, с точки зрения естественного права (quod ad ius naturale attinet), все люди равны» (omnes homines aequales sunt).
Признание человеческих (естественных) прав за рабами развилось в результате долгой социально- экономической и идеологической подготовки, стиравшей различие между рабами и свободными, знатными и незнатными, италиками и провинциалами и создавшей новые различия между людьми по имуществу и богатству. «Друзья и рабы (amici et servi) суть люди, которые пили одно и то же молоко. Суть дела не в происхождении, а в судьбе», — замечает одно из действующих лиц «Сатирикона» Петрония.
Как все это далеко от совета Катона Старшего, рекомендовавшего продавать или выбрасывать старых и больных рабов вместе с прочей рухлядью (servum senem, servum morbosum et si quid aliud supersit vendat).
Несмотря на симптомы начинавшегося разложения рабовладельческого строя, римское общество все же еще оставалось рабовладельческим. С полной очевидностью это явствует из высказываний и формулировок римских юристов. Так, в первой книге «Институций» в титуле о персональных правах разделение общества на свободных и рабов принимается в качестве незыблемого, естественного социального института. «Основное деление прав личности покоится на том, что все люди суть свободные или рабы» (summa itaque divisio de iure personarum haec quod omnes homines aut liberi aut servi). Под свободой (libertas), откуда происходит и название свободные (liberi), понимается естественное право (naturalis facultas) делать все, что не ограничивается силой или правом.
Рабство же есть институт международного права (servitus autem est constitutio iure gentium), по которому один человек вопреки природе подчиняется воле другого человека (qua quis domino alieno contra naturam subicitur). Само название рабы (servi) происходит от того, что полководцы продавали своих пленных, сохраняя им жизни (servant), вместо того чтобы их убивать. Другое название mancipia происходит от того, что они захватывались рукой врагов (ab hostibus manu capiuntur).
В состоянии рабов нет никакого различия (in servorum condicione nulla differentia est). Между свободными же существуют многие различия. Они суть или свободнорожденные (ingenui), или же вольноотпущенные (libertini).
Эксплуатация рабов при Империи в связи с расширением менового хозяйства и повышением уровня жизни не только не уменьшилась, но даже увеличилась, как это, например, видно из приводимого описания положения рабов, работающих на мельнице. «Великие боги, что за жалкий люд окружал меня! Кожа у всех была испещрена синими подтеками, исполосованные спины были скорее оттенены, чем покрыты драными лохмотьями, у некоторых короткая одежонка до паха не доходила, рубашки у всех дырявые, везде сквозит тело, лбы клейменые, полголовы обрито, на иных кольца, лица землистые, глаза выеденные дымом и горячим паром, все подслеповаты, к тому же на всех мучная пыль»2.