Патроцинии в Древнем Риме
Рост крупных поместий в последние века Римской империи, так же как и в предшествующие столетия, совершался за счет средних и мелких собственников, тех, кого наши источники называют сельчанами (agricolae), жителями деревень (rustici, rusticani), поселянами (vicani), имеющими собственные участки (propria possidentes), и т. д. Судя по частым упоминаниям этих категорий сельского населения в источниках, можно предположить о довольно значительном числе мелких собственников в позднеимператорском Риме. В монографии Г. Болкеш- тейна «Римский колонат и его происхождение», специально посвященной аграрным отношениям императорского Рима, приведено достаточно примеров и соображений, свидетельствующих о наличии среднего и мелкого землевладения во все периоды римской истории, в том числе и в изучаемый период Позднего Рима.
Земельные собственники сохранились в течение всей Империи, но их положение в поздней античности в связи с частыми войнами, поборами, эпидемиями и произволом имперской бюрократии, ухудшалось с каждым поколением. Больше всего вреда жителям деревень приносили сборщики податей и сопровождавшие их военные отряды, размещаемые по деревням. Солдаты допускали всякого рода бесчинства, брали взятки деньгами, ячменем, пшеницей, кормом для скота и т. д., отнимали земли, вырубали деревья, резали скот, насиловали женщин, «угощались и наслаждались, далекие от опасения, что кто-нибудь проведает об их поступках...». «Покорись, — говорят, — вооруженному человеку, как бы пьян он ни был, выноси все терпеливо, закон в таких случаях не поможет».
Следствием ухудшения общего положения Римского государства, роста податей и повинностей и произвола чиновников были: разбойничество, принимавшее массовый характер, дезертирство к варварам, рост сектантства и, наконец, бегство под патроциний земельных магнатов, светских и духовных.
Начавшие развиваться со «смут» II) в., патро- цинии (patrocinia) в известном смысле являлись продолжением прежнего клиентства. Чаще всего под патронат шли свободные землевладельцы соседних с магнатским поместьем деревень, обложенные высоким налогом, связанные круговой порукой и сверх того страдавшие от произвола солдат и местных властей, попустительствовавших магнатам. При таком положении вещей мелкий землевладелец мог искать помощи только у своего богатого и влиятельного соседа, по сути дела отдаваясь ему в добровольное рабство.
Формально дело происходило таким образом. Отдававшийся под патроциний, отдельное лицо или целая деревня, оставался на своем участке (agellus, resecula), продолжая его обрабатывать, но уже не в качестве полного собственника, а лишь в качестве съемщика или держателя — клиента светского или духовного патрона.
Производственные отношения при этом не менялись. Держатель оставался на своем участке, продолжая его обрабатывать прежними методами. Вместе со старым участком иногда он получал из владений магната земельный прирез, который он обязывайся обрабатывать собственными силами и силами своей семьи. Обязанности вступавших под патроциний были те же, что и обязанности колонов: уплата натурального оброка, оказание всякого рода хозяйственных услуг, участие вместе со своим патроном в походах, всякого рода подарки и внимание как в отношении самого патрона, так и близких ему людей. После смерти клиента его участок переходил к патрону.
Источники не оставляют нас в неведении как о мотивах, побуждавших мелких и средних собственников становиться клиентами земельных магнатов, так и о реальной сущности этих отношений. Предоставим слово по этому вопросу современнику, церков
ному писателю первой половины V в. Сальвиану: «Задушенные материальной нуждой бедняки, — пишет Сальвиан, — сплошь и рядом оставляют свои огородики и домишки, чтобы спастись от притеснений, и, поставленные в безвыходное положение, отдают себя под покровительство и защиту богатых, делаются их рабами и, так сказать, предают себя их власти и суду...»
«В конце концов я не осуждаю эту меру. Я даже был бы готов похвалить богатых, в руки которых предают себя бедные, если бы они предлагали защиту бедным по человеколюбию, а не своекорыстно, и не торговали бы своим покровительством. Но то ужасно и бесчеловечно, что своим покровительством они грабят бедных и, защищая несчастных, делают их тем еще более несчастными. Всякий для приобретения защиты должен предварительно отдать своему защитнику почти все свое достояние»1.
Из боязни усиления «могучих владык» (potentiores possessores) изыскивались всевозможные меры к прекращению или, по крайней мере, к ослаблению патроциниев, как это видно из нижеприводимых императорских декретов, под угрозой тяжелых наказаний (штрафов и конфискаций имуществ обеих сторон — патронов и клиентов), запрещающих пат- роцинии.
«Доводим до всеобщего сведения, — гласит, например, рескрипт императоров Аркадия и Гонория, данный на имя префекта Египта от 399 г., — что всякий, кто пытается предложить патроциний земледельцам (rusticis), какого бы звания он ни был — будь то командир армии, комит, проконсул, викарий, авгус- тал, трибун или какого-либо иного звания, — подвергается штрафу в 40 фунтов золота за каждый участок земли, взятый им в патроциний (pro singulorum fundorum), если только он не откажется от этой дерзости. Итак, пусть знают все, что означенной каре подвергаются не только те, которые приняли клиен- телу земледельцев (clientelam rusticorum), но и те, которые с целью уклонения от податей обманным путем убежали под патроциний; эти последние уплачивают штраф в двойном размере»2.
«Доводим до сведения твоей светлости, — гласит другой рескрипт тех же императоров, — что к ранее опубликованным законам прежних принцепсов о запрещении патроциниев мы прибавили еще более суровое наказание. Пусть будет всем известно, что
всякий уличенный в предоставлении патроциниев сельчанам, имеющим собственные земли (vicanis propria pos-sidentibus), рискует собственным имуществом; понесут наказание в виде лишения своих земель (agricolis terrarum suarum dispendio feriendis) также и земледельцы, убежавшие под патроциний»1.
Аналогичные декреты имеются также и в Юсти- ниановом кодексе: «Никто не может принимать под свой патроциний сел и их жителей» (ut nemo ad suum patrocinium suscipiat vicos vel rusticanos eorum),—гласит одна из статей названного кодекса2.
К числу мер, направленных против патроциниев, надо отнести также прикрепление колонов и социальную демагогию императоров IV—V вв. В одной из конституций, например, говорится: «Двери секретариатов и ваших домов должны быть всегда открыты для бедных и обиженных людей (laesis tenuiribus), к голосу которых прислушиваются в императорском дворце». Нечестивым нарушителям «божественных» предписаний грозят суровые кары, штрафы, отсечение рук и головы3.
Патроциниям императоры пытались противопоставить объединения мелких землевладельцев в кооперации (consortia vicanorum). Грозный тон императорских конституций, направленных против патроциниев, говорил о серьезности положения. И тем не менее, несмотря на всю строгость законов, число патроциниев не только не уменьшалось, но с каждым днем все увеличивалось. Состояние Римского государства в то время было таково, что на патронат многие смотрели как на истинное благодеяние (beneficium, donatio), оказываемое патроном всякому клиенту. Находиться в «подданстве богатых» (deditios divitum esse) казалось более легким и почетным, чем быть подданным римского императора.
Наряду с отдельными мелкими земледельцами (parvi possessores) под «сень» магнатов становились целые деревни (patrocinias vicorum), как это явствует из 24 главы 11 книги Феодосиева кодекса, посвященной «патроциниям сел» (De patrociniis vicorum).
«Если обнаружится, что кто-либо из твоего ведомства (ex officio tuo) или кто-либо из людей иного звания принял под патронат села (vicos), то он смоет свою вину установленной карой. Посессоры будут надлежащим образом, пусть это даже будет против их
воли, приведены к повиновению имперским законам и уважению общественного долга (muneribus publicis satisfacere cogantur). Вместе с тем да будет известно, что отдавшиеся под патронат села, возгордившиеся могуществом защиты и своим числом, пойдут навстречу общественным повинностям и подвергнутся наказанию, которое продиктует сам закон»1.
«Должны отказаться от патроциниев под страхом наказания земледельцы (agricolae), если они таковую помощь (talia adiumenta) приобрели ка- кими-либо дерзкими хитростями. Те же, которые щедро раздают патроци- нии, коль скоро это обнаружится, уплачивают двадцать пять фунтов золота за каждое поместье»2.
В то время как мелкие собственники, колоны и рабы, бежавшие под «сень» магнатов, видели в патроциниях единственное средство избавиться от тяжести налогов, повинностей и административного произвола, патроны в лице
клиентов приобретали недостававшую им рабочую и военную силу, ничего им не стоившую массу работников, воинов и слуг.
Причина же бессилия императорских декретов в отношении патроциниев заключалась в состоянии самой римской государственности.
Выступая против патроциниев, императорское правительство в то же самое время вследствие своего бессилия не могло обойтись без помощи земельных магнатов. Не будучи в состоянии средствами государственного аппарата собирать налоги и пополнять армию, императоры стремились переложить эти неприятные функции на местные курии, на владельцев поместий и кондукторов государственных церковных и монастырских доменов. В силу этого по- мещик-патрон, ответственный за подчиненных ему людей, автоматически получал государственные права и превращался в местного владетельного государя (dominus), ответственного перед центральным правительством за состояние своего «государства»,
за исправное несение налогов, поставку рекрутов (tironum praebitio) и выполнение других государственных и муниципальных повинностей.
Предоставляя широкие права «могучим посессорам» в отношении «плебейского народа», их сальту- сов, императорское правительство фактически отказывалось от своих верховных прав в отношении значительной части населения Римского государства. «Земельный магнат или генеральный арендатор, —
говорится в одной конституции конца IV в., — должен объявлять своих рабов не в общей сумме, а по разрядам, обозначая место рождения каждого, его возраст, занятия или ремесло...». «Если же владелец пропустил одного арендатора, то он сам ответствен за налог с занятого им участка».
В случае налета врагов помещики данной местности со своими частными дружинами, навербованными из местного населения или из варваров, должны были снаряжаться в поход и на свой риск и страх отражать неприятеля. Такого рода частные дружины назывались букцелляриями (buccellarii), или сухарниками (от buccella — сухарь, кусок, приманка). Призванные к несению военных функций, поместья превращались в настоящие крепости-замки, окруженные оградами с башнями (turres). Автономные (fundi excepti) императорские сальтусы, магнатские поместья, патроцинии и букцеллярии свидетельствовали уже о нараставшей феодализации римского общества. Однако и патроцинии не могли спасти общество от растущего обеднения.
«Какое безумие или какая слепота, — восклицает Сальвиан, — думать, что богатства частных лиц могут сохраняться, когда государство переживает кризис»1.
Та же мысль об общем обеднении выражена в десятой новелле императора Валентиниана, современника Сальвиана2.
Несколько иначе обстояло дело на Востоке. Историческое развитие шло здесь в том же направлении,
что и на Западе, но большее значение сохраняли города. Александрия, Тир, Дамаск, Антиохия, Эфес и Смирна в эпоху Поздней империи оставались крупными торговыми центрами с развитым ремесленным производством. Составленное в IV в. на Востоке «Землеописание» (Expositio totius mundi) говорит, например, о том, что «Сирия изобилует зерновым хлебом, вином и оливковым маслом и имеет много цветущих и больших городов». Интенсивное сельское хозяйство и развитое ремесленное производство сохранились в V — VI вв. в Малой Азии. Сохраняли свое значение и некоторые города Балканского полуострова. Византийская денежная система была самой устойчивой, и византийские деньги обращались по всей Европе, а также во многих областях Азии. Но и на Востоке шло усиление феодальных элементов, росли крупные владения, развивался патронат, ограничивались права колонов, всюду распространялась особая форма вечной аренды (эмфитевзис). Однако большее значение, чем на Западе, имело на Востоке свободное крестьянство, особенно на Балканском полуострове, где оно пополнялось новыми поселенцами из варваров. Удельный вес государственного землевладения на Востоке был значительнее, чем на Западе. Учитывая результаты западных событий, крупные землевладельцы активно поддерживали константинопольское правительство, и последнее, несмотря на то что во главе его стояли далеко не выдающиеся императоры, было устойчивым, и варварские вожди не играли такой роли, как на Западе.
Одним из показателей ослабления государственной власти и разложения римской армии являлась передача расправы с дезертирами и разбойниками жителям той местности, где дезертиры и воры будут обнаружены, т. е., другими словами, узаконялся самосуд. «Мы предоставляем,—говорится в одном приказе Фе
одосия от 403 г., — провинциалам право захватывать дезертиров (opprimendorum desertorum facultatem) и в случае, если они попытаются оказывать сопротивление, приказываем производить суд на месте... Постановляем дезертиров задерживать всеми способами»1.
Одновременно с феодализацией, как ее органическое следствие, происходило разложение государственного аппарата. Законодательство мельчало и утрачивало свой внутренний авторитет, заменяя правовые нормы повышенными карами и угрозами. Утрачивая почву под ногами, императорское правительство издавало массу противоречивых законов, заменяя одну меру другой. Законы издавались по случайным мелким поводам, без соблюдения каких-либо принципов, столь же часто отменялись, как часто и издавались. Формулировка законов отличалась крайним несовершенством, расплывчатостью и витиеватостью. Все эго свидетельствовало о вырождении государственной власти и глубоком культурном кризисе. Зарождавшееся в недрах рабовладельческого Рима феодальное общество на первых порах не нуждалось в такой сложной политической надстройке, каковой была Римская империя, и потому всеми силами старалось от нее освободиться. История последних столетий Римской империи есть история высвобождения феодальных элементов, выражавшаяся в борьбе централистических (рабовладельческих) и децентралистических (феодальных) тенденций. В конце концов центробежные тенденции получили перевес, и феодализм восторжествовал, но только не мирным, а революционным путем. Римская государственность была еще достаточно сильна, чтобы не распасться сама собой; необходим был революционный взрыв.