Патроцинии в Древнем Риме

Рост крупных поместий в последние века Римской империи, так же как и в предшествующие столетия, совершался за счет средних и мелких собственников, тех, кого наши источники называют сельчанами (agricolae), жителями деревень (rustici, rusticani), по­селянами (vicani), имеющими собственные участки (propria possidentes), и т. д. Судя по частым упоми­наниям этих категорий сельского населения в источ­никах, можно предположить о довольно значитель­ном числе мелких собственников в поз­днеимператорском Риме. В монографии Г. Болкеш- тейна «Римский колонат и его происхождение», специально посвященной аграрным отношениям им­ператорского Рима, приведено достаточно примеров и соображений, свидетельствующих о наличии сред­него и мелкого землевладения во все периоды рим­ской истории, в том числе и в изучаемый период По­зднего Рима.

Земельные собственники сохранились в течение всей Империи, но их положение в поздней антично­сти в связи с частыми войнами, поборами, эпидемия­ми и произволом имперской бюрократии, ухудшалось с каждым поколением. Больше всего вреда жителям деревень приносили сборщики податей и сопровождавшие их военные отряды, размещаемые по деревням. Солдаты допускали всякого рода бесчин­ства, брали взятки деньгами, ячменем, пшеницей, кор­мом для скота и т. д., отнимали земли, вырубали де­ревья, резали скот, насиловали женщин, «угощались и наслаждались, далекие от опасения, что кто-нибудь проведает об их поступках...». «Покорись, — гово­рят, — вооруженному человеку, как бы пьян он ни был, выноси все терпеливо, закон в таких случаях не поможет».

Следствием ухудшения общего положения Рим­ского государства, роста податей и повинностей и произвола чиновников были: разбойничество, прини­мавшее массовый характер, дезертирство к варварам, рост сектантства и, наконец, бегство под патроциний земельных магнатов, светских и духовных.

Начавшие развиваться со «смут» II) в., патро- цинии (patrocinia) в известном смысле являлись про­должением прежнего клиентства. Чаще всего под па­тронат шли свободные землевладельцы соседних с магнатским поместьем деревень, обложенные высо­ким налогом, связанные круговой порукой и сверх того страдавшие от произвола солдат и местных вла­стей, попустительствовавших магнатам. При таком положении вещей мелкий землевладелец мог искать помощи только у своего богатого и влиятельного соседа, по сути дела отдаваясь ему в добровольное рабство.

Формально дело происходило таким образом. Отдававшийся под патроциний, отдельное лицо или целая деревня, оставался на своем участке (agellus, resecula), продолжая его обрабатывать, но уже не в качестве полного собственника, а лишь в качестве съемщика или держателя — клиента светского или духовного патрона.

Производственные отношения при этом не меня­лись. Держатель оставался на своем участке, продол­жая его обрабатывать прежними методами. Вместе со старым участком иногда он получал из владений маг­ната земельный прирез, который он обязывайся обра­батывать собственными силами и силами своей семьи. Обязанности вступавших под патроциний были те же, что и обязанности колонов: уплата натурального об­рока, оказание всякого рода хозяйственных услуг, уча­стие вместе со своим патроном в походах, всякого рода подарки и внимание как в отношении самого па­трона, так и близких ему людей. После смерти клиен­та его участок переходил к патрону.

Источники не оставляют нас в неведении как о мо­тивах, побуждавших мелких и средних собственни­ков становиться клиентами земельных магнатов, так и о реальной сущности этих отношений. Предоста­вим слово по этому вопросу современнику, церков­

ному писателю первой половины V в. Сальвиану: «Задушенные материальной нуждой бедняки, — пи­шет Сальвиан, — сплошь и рядом оставляют свои огородики и домишки, чтобы спастись от притесне­ний, и, поставленные в безвыходное положение, от­дают себя под покровительство и защиту богатых, де­лаются их рабами и, так сказать, предают себя их власти и суду...»

«В конце концов я не осуждаю эту меру. Я даже был бы готов похвалить богатых, в руки которых предают себя бедные, если бы они предлагали защи­ту бедным по человеколюбию, а не своекорыстно, и не торговали бы своим покровительством. Но то ужасно и бесчеловечно, что своим покровительством они грабят бедных и, защищая несчастных, делают их тем еще более несчастными. Всякий для приобрете­ния защиты должен предварительно отдать своему за­щитнику почти все свое достояние»¹.

Из боязни усиления «могучих владык» (potentiores possessores) изыскивались всевозможные меры к прекращению или, по крайней мере, к ослаб­лению патроциниев, как это видно из нижеприводи­мых императорских декретов, под угрозой тяжелых наказаний (штрафов и конфискаций имуществ обеих сторон — патронов и клиентов), запрещающих пат- роцинии.

«Доводим до всеобщего сведения, — гласит, на­пример, рескрипт императоров Аркадия и Гонория, данный на имя префекта Египта от 399 г., — что вся­кий, кто пытается предложить патроциний земледель­цам (rusticis), какого бы звания он ни был — будь то командир армии, комит, проконсул, викарий, авгус- тал, трибун или какого-либо иного звания, — подвер­гается штрафу в 40 фунтов золота за каждый участок земли, взятый им в патроциний (pro singulorum fundorum), если только он не откажется от этой дер­зости. Итак, пусть знают все, что означенной каре подвергаются не только те, которые приняли клиен- телу земледельцев (clientelam rusticorum), но и те, которые с целью уклонения от податей обманным пу­тем убежали под патроциний; эти последние упла­чивают штраф в двойном размере»².

«Доводим до сведения твоей светлости, — гласит другой рескрипт тех же императоров, — что к ранее опубликованным законам прежних принцепсов о за­прещении патроциниев мы прибавили еще более суровое наказание. Пусть будет всем известно, что

всякий уличенный в предоставлении патроциниев сельчанам, имеющим собственные земли (vicanis propria pos-sidentibus), рискует собственным имуще­ством; понесут наказание в виде лишения своих зе­мель (agricolis terrarum suarum dispendio feriendis) так­же и земледельцы, убежавшие под патроциний»¹.

Аналогичные декреты имеются также и в Юсти- ниановом кодексе: «Никто не может принимать под свой патроциний сел и их жителей» (ut nemo ad suum patrocinium suscipiat vicos vel rusticanos eorum),—гла­сит одна из статей названного кодекса².

К числу мер, направленных против патроциниев, надо отнести также прикрепление колонов и социаль­ную демагогию императоров IV—V вв. В одной из конституций, например, говорится: «Двери секрета­риатов и ваших домов должны быть всегда открыты для бедных и обиженных людей (laesis tenuiribus), к голосу которых прислушиваются в императорском дворце». Нечестивым нарушителям «божественных» предписаний грозят суровые кары, штрафы, отсече­ние рук и головы³.

Патроциниям императоры пытались противопос­тавить объединения мелких землевладельцев в коо­перации (consortia vicanorum). Грозный тон импера­торских конституций, направленных против патро­циниев, говорил о серьезности положения. И тем не менее, несмотря на всю строгость законов, число патроциниев не только не уменьшалось, но с каждым днем все увеличивалось. Состояние Римского госу­дарства в то время было таково, что на патронат мно­гие смотрели как на истинное благодеяние (beneficium, donatio), оказываемое патроном всяко­му клиенту. Находиться в «подданстве богатых» (deditios divitum esse) казалось более легким и почет­ным, чем быть подданным римского императора.

Наряду с отдельными мелкими земледельцами (parvi possessores) под «сень» магнатов становились целые деревни (patrocinias vicorum), как это явству­ет из 24 главы 11 книги Феодосиева кодекса, посвя­щенной «патроциниям сел» (De patrociniis vicorum).

«Если обнаружится, что кто-либо из твоего ведом­ства (ex officio tuo) или кто-либо из людей иного зва­ния принял под патронат села (vicos), то он смоет свою вину установленной карой. Посессоры будут надлежащим образом, пусть это даже будет против их

воли, приведены к повиновению имперским законам и уважению общественного долга (muneribus publicis satisfacere cogantur). Вместе с тем да будет известно, что отдавшиеся под патронат села, возгордившиеся могуществом защиты и своим числом, пойдут навст­речу общественным повинностям и подвергнутся на­казанию, которое продиктует сам закон»¹.

«Должны отказаться от патроциниев под страхом наказания земледельцы (agricolae), если они тако­вую помощь (talia adiumenta) приобрели ка- кими-либо дерзкими хит­ростями. Те же, которые щедро раздают патроци- нии, коль скоро это обна­ружится, уплачивают двад­цать пять фунтов золота за каждое поместье»².

В то время как мелкие собственники, колоны и рабы, бежавшие под «сень» магнатов, видели в патроциниях единственное средство избавиться от тя­жести налогов, повиннос­тей и административного произвола, патроны в лице

клиентов приобретали недостававшую им рабочую и военную силу, ничего им не стоившую массу работ­ников, воинов и слуг.

Причина же бессилия императорских декретов в отношении патроциниев заключалась в состоянии са­мой римской государственности.

Выступая против патроциниев, императорское правительство в то же самое время вследствие свое­го бессилия не могло обойтись без помощи земель­ных магнатов. Не будучи в состоянии средствами го­сударственного аппарата собирать налоги и попол­нять армию, императоры стремились переложить эти неприятные функции на местные курии, на владель­цев поместий и кондукторов государственных цер­ковных и монастырских доменов. В силу этого по- мещик-патрон, ответственный за подчиненных ему людей, автоматически получал государственные пра­ва и превращался в местного владетельного госуда­ря (dominus), ответственного перед центральным правительством за состояние своего «государства»,

за исправное несение налогов, поставку рекрутов (tironum praebitio) и выполнение других го­сударственных и муниципальных повинностей.

Предоставляя широкие права «могучим посессо­рам» в отношении «плебейского народа», их сальту- сов, императорское правительство фактически отка­зывалось от своих верховных прав в отношении зна­чительной части населения Римского государства. «Земельный магнат или генеральный арендатор, —

говорится в одной консти­туции конца IV в., — дол­жен объявлять своих ра­бов не в общей сумме, а по разрядам, обозначая место рождения каждого, его возраст, занятия или ремесло...». «Если же владелец пропустил одно­го арендатора, то он сам ответствен за налог с за­нятого им участка».

В случае налета вра­гов помещики данной ме­стности со своими частны­ми дружинами, навербо­ванными из местного насе­ления или из варваров, должны были снаряжаться в поход и на свой риск и страх отражать неприятеля. Такого рода частные дру­жины назывались букцелляриями (buccellarii), или сухарниками (от buccella — сухарь, кусок, приман­ка). Призванные к несению военных функций, поме­стья превращались в настоящие крепости-замки, ок­руженные оградами с башнями (turres). Автономные (fundi excepti) императорские сальтусы, магнатские поместья, патроцинии и букцеллярии свидетельство­вали уже о нараставшей феодализации римского об­щества. Однако и патроцинии не могли спасти обще­ство от растущего обеднения.

«Какое безумие или какая слепота, — восклицает Сальвиан, — думать, что богатства частных лиц могут сохраняться, когда государство переживает кризис»¹.

Та же мысль об общем обеднении выражена в де­сятой новелле императора Валентиниана, современ­ника Сальвиана².

Несколько иначе обстояло дело на Востоке. Исто­рическое развитие шло здесь в том же направлении,

что и на Западе, но большее значение сохраняли го­рода. Александрия, Тир, Дамаск, Антиохия, Эфес и Смирна в эпоху Поздней империи оставались круп­ными торговыми центрами с развитым ремесленным производством. Составленное в IV в. на Востоке «Зем­леописание» (Expositio totius mundi) говорит, напри­мер, о том, что «Сирия изобилует зерновым хлебом, вином и оливковым маслом и имеет много цветущих и больших городов». Интенсивное сельское хозяйст­во и развитое ремесленное производство сохранились в V — VI вв. в Малой Азии. Сохраняли свое значение и некоторые города Балканского полуострова. Визан­тийская денежная система была самой устойчивой, и византийские деньги обращались по всей Европе, а также во многих областях Азии. Но и на Востоке шло усиление феодальных элементов, росли крупные вла­дения, развивался патронат, ограничивались права ко­лонов, всюду распространялась особая форма вечной аренды (эмфитевзис). Однако большее значение, чем на Западе, имело на Востоке свободное крестьянст­во, особенно на Балканском полуострове, где оно пополнялось новыми поселенцами из варваров. Удельный вес государственного землевладения на Востоке был значительнее, чем на Западе. Учитывая результаты западных событий, крупные земле­владельцы активно поддерживали константинополь­ское правительство, и последнее, несмотря на то что во главе его стояли далеко не выдающиеся импера­торы, было устойчивым, и варварские вожди не иг­рали такой роли, как на Западе.

Одним из показателей ослабления государственной власти и разложения римской армии являлась переда­ча расправы с дезертирами и разбойниками жителям той местности, где дезертиры и воры будут обнару­жены, т. е., другими словами, узаконялся самосуд. «Мы предоставляем,—говорится в одном приказе Фе­

одосия от 403 г., — провинциалам право захватывать дезертиров (opprimendorum desertorum facultatem) и в случае, если они попытаются оказывать сопротивле­ние, приказываем производить суд на месте... Поста­новляем дезертиров задерживать всеми способами»¹.

Одновременно с феодализацией, как ее органиче­ское следствие, происходило разложение государ­ственного аппарата. Законодательство мельчало и утрачивало свой внутренний авторитет, заменяя пра­вовые нормы повышенными карами и угрозами. Ут­рачивая почву под ногами, императорское правитель­ство издавало массу противоречивых законов, заме­няя одну меру другой. Законы издавались по случай­ным мелким поводам, без соблюдения каких-либо принципов, столь же часто отменялись, как часто и издавались. Формулировка законов отличалась край­ним несовершенством, расплывчатостью и витиеватостью. Все эго свидетельствовало о вырож­дении государственной власти и глубоком культур­ном кризисе. Зарождавшееся в недрах рабовладель­ческого Рима феодальное общество на первых порах не нуждалось в такой сложной политической над­стройке, каковой была Римская империя, и потому всеми силами старалось от нее освободиться. Исто­рия последних столетий Римской империи есть ис­тория высвобождения феодальных элементов, выра­жавшаяся в борьбе централистических (рабовла­дельческих) и децентралистических (феодальных) тенденций. В конце концов центробежные тенденции получили перевес, и феодализм восторжествовал, но только не мирным, а революционным путем. Римская государственность была еще достаточно сильна, что­бы не распасться сама собой; необходим был рево­люционный взрыв.