Новый тип человека в культуре постмодерна
«Новая» страница в истории человеческой культуры носит название «постмодерн». Если возраст постмодерна трактовать исходя из понимания последнего как явления художественной культуры, сопоставимого с авангардизмом, то его появление можно датировать началом XX в. Если же во главу угла ставить основной тезис постмодерна - «нежелание жить согласно предписаниям, жить по-разуму», то тогда это явление может исчисляться двумя столетиями, а имена Шопенгауэра и Ницше становятся значимыми для постмодернистской философии. Ибо именно тогда все художественные формы, отражающие жизненные ситуации, «поссорились» с Разумом, Истиной, Добром, Логикой, Законом причинности, Кантовским категорическим императивом.
Понятием «постмодерн» обозначают период времени, который «последовал за» предшествующим, получившим характеристику «новый» (модерн). Однако следовать - не значит продолжать. Постмодерн в полной мере подтвердил эту логику. Достижения модерна не стали основанием для постмодерна, но всего лишь ассимилируемой частью и материалом, подлежащим радикальному переосмыслению. В этом плане понятие «постмодерн» может быть использовано для обозначения специфического характера нынешнего периода, вошедшего в историю как неравновесный, нестабильный, «ошалевший от неопределенности» мир. Это автограф и почерк эпохи, претендующей на право отразить духовный переворот индивидуального самосознания, собственный тип чувствования, бунтующий против оков и ограничений «целого», общепринятого, разрешенного. В данном контексте термины «постмодерн» и «пост-современность» синонимы.
Постмодерн как новый строй мироощущения предполагает в качестве своего носителя новый и своеобразный тип человека, независимо от того, будет ли тут действенна аналогия с ницшеанским сверхчеловеком или, напротив, отдельное Я станет принципиально неопределенным, как квант. Может статься, что ключевой фигурой окажется некий «социальный Юродивый». Бесспорна, однако, полное неприятие нормативности и рациональности во всех их проявлениях. Для подобного «странного современного человека» весьма свойственно хаотическое поведение, он во многом человек «неописуемый», ему, как правило, «все равно». А согласно формуле Достоевского - и «все дозволено». Люди говорят, что хотят, делают, что угодно, поступают, как считают нужным, и оказывается, что это и есть жизнь.
Культура постмодерна, как это ни парадоксально, интернациональна. Связь постмодерна Запада с отечественными российскими духовными метаниями весьма ощутима. Хотя есть в нашем отечественном постмодернистском менталитете свои, ни на что не похожие странности. Страсть к разоблачению доведена до абсурда. Не случайно в-фольклоре присутствует бичующая сентенция: «Иван, родства не помнящий»,.- это про русского, не укорененного и распыленного в бескрайней дали - горизонтали обширной российской земли. Все исторические публичные саморазоблачения проводятся от имени «Мы». Абсурдная вера подпитывается «похвальным» якобы отсутствием какого бы то ни было расчета. Все это можно истолковать как проявления архетипических, надсознатель-ных установок: «будь, что будет», «была не была», «авось»...
Главенство стихийного жизненного процесса над Логосом и Разумом всегда было свойственно исторической судьбе России. Этакое «выпадение» из мирового Закона, этакое «кипение в действии пустом», состояние постоянного восстания^ взведенности и характерное ожидание, «немота русских лиц» - все это весьма узнаваемые черты, многократно описанные и русскими философами, и русскими литераторами. Непостижимая любовь к отечеству, при которой самобичевание доходит до надругательства, укоренена в наших традициях. Еще П.Чаадаев едко хлестал соплемеяников словами: «В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников...» Н.Бердяев отмечал, что в качестве постоянной цели русский человек провозглашал «не гармонию и порядок, а подъем и экстаз». Сознание не в силах вынести на себе гнет постоянного напряжения по оформлению бытия, а путь «вольного хотения», «бунт своеволия» ведет к отрицанию общечеловеческих смыслов и ценностей. Русский человек всегда во власти стихии. Легкомысленное растяжение вширь, нигде не встречая дисциплинирующих очертаний, препятствует вертикальной укорененности. «...Недостаточность формы, слабость дисциплины ведет к тому, что у русского человека нет настоящего инстинкта самосохранения, он легко истребляет себя, сжигает себя, распыляет в пространстве». Не случайно современное состояние, именуемое эпохой постмодерна, оценивается как культурный мутант.