Начало закрепощения колонов в Древнем Риме

Появление императорских сальтусов знаменова­ло переломный момент в социально-экономическом строе Римской империи — ослабление городского (муниципального) строя и начало поместного (фео­дального) строя. Особенностью императорских, а в известной мере и частновладельческих сальтусов было то, что они в юридическом отношении были со­вершенно независимы от соседних муниципиев. Они сами конструировались по типу муниципиев (municipii instar). С каждым столетием приобретав­шие все большее значение экзимированные поместья-сальтусы разлагающим образом влияли на городской строй, узурпируя права города. Императорские до­мены существовали также и в Италии, в особеннос­ти в южной ее части, но они не имели такого распро­странения и самостоятельности, как в провинциях. Общим названием для италийских сальтусов было fundi excepti, т. е. поместья, изъятые из подчинения местной администрации. В конце II в. императорские земли и государственные земли слились в одно ведом­ство государственных или императорских земель (ratio), управляемых из одного центра.

Окруженные толстыми стенами (muro valido circumdati), сальтусы представляли самостоятельные социально-экономические тела подобные муниципи­ям. В сальтусах проживало много народа (populus plebeius), выполнявшего различные функции, поль­зовавшегося неодинаковыми правами и положением. Все отношения между людьми, проживавшими на территории данного сальтуса, регулировались, со­гласно уставу данного сальтуса (lex, consuetudo praedii), прокураторами данного сальтуса.

Значительные отрывки такого устава сохранились в одной надписи. В ней говорится о том, что устанавливаются порядки в соответствии с Манциевым уставом (lex Manciana). Устав этот упоминается в надписи времен Траяна, но издан он был, несо­мненно, значительно раньше. Колоны арендовали землю из ча­сти продукта; они должны были отдавать третью часть урожая пшеницы и ячменя, четвертую часть гороха, третью часть со­бранных оливок, определенное количество меда с каждого улья. Поощрялось разведение оливок, и тот, кто насаждал их, пользо­вался известными льготами. Денежные взносы колоны платили только со скота. Кроме натуральных и денежных взносов коло­ны обязаны были три раза в год отработать по два дня на бар­ской запашке в самом имении. Эти порядки были, по-видимому, характерны не только для императорских, но и для крупных частных имений.

Правила, предусмотренные поместными уставами, не всегда соблюдались. Колоны Бурунитанского сальтуса обратились к императору Коммоду с жалобой на свое положение. Они писа­ли, что прокураторы всегда стоят на стороне богатых и влиятель­ных кондукторов. Последние незаконно увеличивают поборы и требуют выполнения лишних работ. Прокураторы не разбирают жалоб колонов, а когда те собрались и написали жалобу самому императору, прокуратор выслал солдат; многих из колонов по­садили в тюрьму, причем даже римских граждан подвергли теле­сным наказаниям.

Колонам Бурунитанского сальтуса посчастливилось: пе­тиция их достигла императорской канцелярии, и сам Коммод распорядился, чтобы впредь колоны работали столько, сколь­ко полагается по закону Адриана; но далеко не все прошения, вероятно, приводили к подобным результатам. Притеснения колонов и злоупотребления администрации были обычным явлением.

Поселения колонов (vici, casae) располагались около «господской виллы» (villa), служившей цент­ром управления и пре­бывания прокуратора или его заместителя, окружая ее, по выражению Фронтина, как бы кольцом укреплений (vicos circum villam in modum municipiorum)1.

Подобно гражданам муни­ципия, проживавшие в саль- тусах колоны и инквилины формально считались сво­бодными и по окончании обычно пятилетнего срока аренды могли оставить поме­стье. Однако теория не всегда совпадала с практикой. Как съемщик земли, колон не был полным собственником за­арендованного участка.

Участки колонов принад­лежали к разряду подчинен­ной так называемой «пользо­вательской» собственности (dominium utile), не имевшей главного признака полной собственности, т.е. права от­чуждения владения. Это были не собственники, а только съемщики или держатели земли (detentores).

«В самом деле, — пишет юрист Цельс, — не все равно владеть вещью вообще или же владеть под чу­жим именем (alieno nomine possidere)... Колон и ин- квилин находятся в поместье, но они им не владеют» (colonus et inquilinus sunt in praedio et tamen non possident).

Зависимость колонов от владельцев поместий, в пер­вую очередь от главного помещика—императора, увели­чивалась еще и потому, что в большинстве случаев арен­даторы не имели собственных орудий труда, инвентаря, рабочего скота, помещений для хранения зерна, вина и масла и пользовались господским инвентарем. Как вид­но из многочисленных разъяснений римских юрискон­сультов, передача имений по завещаниям и сдача в арен­ду всегда происходила вместе с инвентарем поместья (instrumentum Hindi, apparatum rerum). При этом в состав инвентаря зачислялись самые разнообразные вещи, как- то: сельскохозяйственные орудия, прессы, бочки, ведра, кувшины, лопаты и перевозоч­ные средства для вывоза про­дуктов на продажу (quae exportandorum fructuum causa parantur), помещения для хране­ния продуктов, помещения для рабов, мастерские и пр.

Наряду с инвентарем по­местья колоны нередко полу­чали также и денежную ссуду.

«Колону, — гласит одна из статей Дигсст, — надо дать бочки, пресс и мельницу, снабженные канатами, а если их нет, хозяин должен их до­ставить; испорченный пресс хозяин обязан починить, а корзины, которыми они поль­зуются при выжимании масла, колон должен сам себе заго­товить».

«Вели масло выжимается при помощи кружков, хозяин должен заготовить пресс, во­рот, кружки, колеса и винты, которыми поднимают пресс; также медный чан... и прочую масляную посуду должен дать хозяин, так же как и винные бочки, которые колон должен будет осмолить для предстоящего пользова­ния» (Наес omnia sic accipienda, nisi si quid aliud specialiter actum ait). Таков экономический корень за­крепощения римских колонов.

«Чем дольше колон оставался на заарендованном им участке, тем он больше прирастал к земле и как «прилипший к земле» (adhaesus terrae) делался неотъ­емлемой частью поместья».

Подобно другим вышеперечисленным предметам долги и недоимки колонов, а вместе с ними, следо­вательно, и сами колоны с юридической стороны рассматривались как составная часть поместного инвентаря, передаваемая другому владельцу вместе с поместьем. Типичная формула передачи поместья по завещанию, например, гласила: «Желаю, чтобы поместье такое-то было передано такому-то с пол­ным оборудованием (ita ut est instructus), со всеми вещами, рабами и долгами колонов» (reliquis colonorum)1.

Процесс закрепощения свободных арендаторов можно проследить в юридических актах, арендных договорах, контрактах и поместных уставах.

По вопросу о происхождении колоната в специ­альной литературе не существует единого мнения. Различные исследователи подчеркивали то одну, то другую сторону. По мнению одних (Фюстель де Ку- ланж, Гревс, Пельгам, Пиганьоль, Пайс), основой колоната служила мелкая свободная аренда, другие (Савиньи, Цумпт, Марквардт и Зэк) на передний план выдвигают варварские поселения на римской почве, третьи (Рудольф, Франк) главным источником коло­ната считают рабов, посаженных на землю, и т.д.

Ни одна из названных теорий не может быть при­нята полностью, ибо каждая из них, выдвигая на пе­редний план один какой-нибудь источник, игнориру­ет или, по меньшей мере, недооценивает другой.

Как показывают новейшие исследования этого во­проса (Сегрэ, Кромайер, Корнеманн, Вестерманн, Чикотти и др.), социально-экономическая природа колоната более сложна и многообразна, чем это пред­ставлялось старым историкам, юристам и экономис­там. Колонат вырос не из одного, а из многих истори­ческих корней, некоторые из которых уходят дале­ко, еще в доримские порядки. Кроме того, при изу­чении колоната и колонатных отношений, как и при изучении рабства, необходимо иметь всегда в виду местные (региональные) особенности и доримские влияния.

Для синтетического обзора и историко-социоло­гического понимания римской истории достаточно указать, что колонат, из каких бы исторических кор­ней он ни произрастал, являлся новой производст­венной формой.

В период кризиса рабовладельческого строя пар- циарный колонат был единственной производствен­ной формой, которая могла задержать распад Рим­ской империи со всеми ее культурными надстройка­ми и подготовить почву для дальнейшего вызревания феодальных отношений. Взятый в целом, колонат по сравнению с рабством, тоже взятым в целом, являл­ся прогрессивной социально-экономической формой, открывавшей возможность перехода к высшей — фе­одальной — организации. Этому не противоречит снижение социально-экономического и культурного уровня, имевшее место в последние века Рима в не­которых, по преимуществу центральных, рабовла­дельческих районах — в Италии, Греции и Сицилии.

Виновником деградации античной культуры был не колонат, а рабовладельческая система в целом, не создавшая достаточного числа соответствующих технических, социально-экономических и психоло­гических предпосылок, необходимых для перехода на высшую ступень общественного развития.

Как отмечалось выше, огромное преимущество колоната в условиях Римской империи состояло в том, что колонатная форма эксплуатации давала воз­можность использовать самые различные виды рабо­чей силы: свободных, рабов и варваров. Историчес­ки колонат вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды. На известное время кризис был ослаблен, посевная площадь расширена, опустевшие ряды ар­мии пополнялись колонами, землевладельцы и госу­дарство приобрели даровую силу, масса же людей нашла приложение своих рук. Культурный подъем Средиземноморья при Антонинах не может быть по­нят вне связи с колонатом.

Оздоровляющее влияние колоната на средиземно- морское хозяйство нашло свое отражение и в совре­менной литературе, на что уже было обращено вни­мание выше. У римских и греческих писателей кон­ца II и первой половины III в. имеются указания на прирост населения (multi sunt in domo liberi) и хозяй­ственный подъем не только провинций, но даже и Италии (iam repertus est orbis et mundus)1, что, несо­мненно, стоит в связи с распространением колоната и возрождением среднего и мелкого производителя. Наконец, без допущения значительного увеличения средних и мелких землевладельцев, римлян и вар­варов, невозможно объяснить, факт существования огромных армий, набиравшихся в III—V вв. не толь­ко в провинциях, но и в Италии.