История семьи в России
Всякий народ имеет свою собственную историю и присущую только ему специфику организации семейной жизни. Современная семья является результатом длительной эволюции и сохранения народных семейных традиций. Понять коллизии сегодняшней семьи мы сможем только через познание ее исторических особенностей и законов общества, в котором она развивалась.
Невозможно постичь русский национальный характер вне понимания истории семейных нравов и укладов. В семье скрываются корни всех других социальных институтов и объяснение характерных черт, присущих России, всего того, что придает ей неповторимый колорит.
Все это ведет свое начало от организации традиционной русской крестьянской семьи. Почему крестьянской? К концу XIX в., как свидетельствует перепись населения 1897 г., в Российской империи проживало 125 млн человек, из них 106 млн (или 85% всего населения) — крестьяне. В 1913 г. численность крестьянства несколько уменьшилась, но по-прежнему они составляли абсолютное большинство населения — 82% (только в 1962 г. возник паритет в численности горожан и сельчан). Сельский быт с его обрядами и обычаями держал под своей культурной эгидой не только пригороды, но и маленькие городки, в которых проживало большинство населения России.
Крестьянская семья по своей культуре и быту резко отличалась от семьи аристократической, ориентированной на Западную Европу. Граница проходила через психологический склад личности: крестьянина отличала привязанность к общине, к семье, тогда как западноевропейской ментальности русских аристократов был больше свойствен индивидуализм. Но будучи соотечественниками, придерживаясь одной религии, одних и тех же традиций, они все же имели немало общего. Во главе семейства Ростовых («Война и мир» Л. Толстого), как и любой крестьянской семьи, — отец, всем распоряжающийся и все определяющий в доме. Сравните сюжетную линию у Толстого в «Анне Карениной» и у Лескова в «Леди Макбет Мценскогб уезда». В обоих произведениях присутствует молодая жена, старый муж и красавец любовник, финал для женщины один и тот же — смерть. Столичная дама или купчиха из уездного городка, женщина не могла, не должна была нарушать вековые традиции.
В основе традиционного русского крестьянского общества лежал особый институт — сельская община, или мир. Община управлялась собранием глав семейств, которому были подвластны не только экономические и аграрные вопросы, но и внутри-семейные дела, вплоть до рекомендации невест. Неженатый мужчина до старости носил уничижительное прозвище «малый» или «бобыль», а незамужняя женщина и в старости звалась «девкой». Только брак обеспечивал мужчинам доступ к землепользованию, именно поэтому дореволюционная Россия была на первом месте в Европе по уровню брачности: в 1897 г. лишь 4% женщин и 3% мужчин в возрасте от 40 до 50 лет были незамужними или холостяками. В брак не вступали только увечные, юродивые и те, кто уходил в монастырь.
Глава семьи осуществлял единоначалие: «хозяин во дому, что хан во Крыму». Эта власть переходила от отца к сыну или брату, то есть наследование властных полномочий и в крестьянской, и в царской семье шло по одной и той же схеме. Один из современников Павла I сообщает в своих записках: «И Александр, и Константин ужасно боялись отца, и, если последний казался сколько-нибудь расстроен, бледнели, как мертвецы, и дрожали, как осиновые листья».
Цареубийцы воспринимались в народе не только как государственные преступники, но вызывали ужас и ненависть как нелюди, покусившиеся на вековые семейные устои, как отцеубийцы. Это потом уже именами убийц «царей-батюшек» и покушавшихся на такие деяния стали называть улицы. Русские крестьяне никогда не бунтовали против царя, а выступали только против непосредственных эксплуататоров; понимая отношение крестьянина к царю, вожди бунта объявляли себя подлинными царями, то Петром III, то Дмитрием. Пишут, что симбирское общество отвернулось от семьи Ульяновых, после того как старший сын был обвинен в покушении на царя, по причине страха перед властями. Такое понимание — перенос ментальности более позднего, советского времени на характер общественного мнения конца XIX в. Скорее, общество отвернулось от семьи человека, совершившего тяжкий грех.
В 1880 г. историк и этнограф И. Забылин собрал русские предания, обычаи, обряды, суеверия и описал их в книге «Русский народ». Там читаем: «...у славян всегда почитали старших себя. Главой семейства был родоначальник или отец. Жена, дети, родственники и слуги повиновались этому главе беспрекословно». Возможно, потому тоталитаризм и его разновидность — казарменный социализм, с непременным вмешательством в личную жизнь, с коллективными хозяйствами и коммунальными жилищами, — имели благодатную почву и сравнительно легко (относительно стран Восточной Европы) привились на русских просторах.
В России всегда любили (любят и теперь) рассказывать красивую сказку о чистых нравах и трогательных отношениях прошлого. Свою лепту внес и Гоголь повестью «Старосветские помещики», рисующей двух прелестных, как он писал, старичков (кстати, о возрасте: ему — 60, ей — 55 лет): «Нельзя было глядеть без участия на их взаимную любовь. Они никогда не говорили друг другу «ты», но всегда «вы»: вы, Афанасий Иванович; вы, Пульхе-рия Ивановна.
— Это вы продавили стул, Афанасий Иванович?
— Ничего, не сердитесь, Пульхерия Ивановна: это я». Писатель Анатолий Стреляный в одной из своих давних публикаций показал всю мифологичность подобных идиллических картинок. Он передал свой разговор со стариком, который, подобно модным журналистам, пытался подогнать свой рассказ о старине под заранее намеченную схему. «— Жену-то поколачивал?
— Бывало. Еще и сейчас кой-когда замахнешься.
— А другие по селу?
— О! Такие были, что смертным боем... Далеко не ходить. Мой дед трех баб извел.
— Понятно. Детей, говорите, учили почитать старших — отца-мать, деда-бабку?
— Еще как, не то что сейчас.
— И получалось ? Результат был ?
— Еще какой!
— Бабка, допустим, ничего уже не может делать, лежит недвижимая...
— Не дай Бог!
— ...в доме полно сыновей, невесток, внуков. Садятся за стол. Лучший кусок ей?
— Ты что, смеешься?
— Неужели попрекали куском? И внучек, бывало, интересовался у бабки, когда та умрет?
— Как не интересоваться, когда всем полно работы, а тут еще за старухой ухаживай?!»
Для полноты картины обратимся к выдающемуся историку, умершему 110 лет назад и, следовательно, никем не ангажированному. Это Николай Костомаров. Одна из наиболее известных его работ — «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях». Вот что он пишет: «Все иностранцы поражались избытком домашнего деспотизма мужа над женой. Вообще женщина считалась существом ниже мужчины... Русская женщина была невольницею с детства до гроба... на нее, как на рабочую . лошадь, взваливали все, что было потруднее... У казаков женщины пользовались значительно большею свободой».
О том же пишут и авторы «Краткого очерка истории войска Донского», впервые изданного в 1909 г. «Обращение мужьев с женами, — продолжает Костомаров, — было таково: по обыкновению у мужа висела плеть, исключительно назначенная для жены и называемая дураком; за ничтожную вину муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал веревками и сек дураком до крови — это называлось учить жену... При венчании митрополиты и патриархи читали нравоучения о безусловной покорности жены мужу. Женщины верили, что они в самом деле рождены для того, чтоб мужья их били, и даже самые побои считали признаком любви.
Между родителями и детьми господствовал дух рабства, прикрытый ложной святостью патриархальных отношений».
Может возникнуть вопрос: «Зачем ворошить пыль веков?» Но, как уже говорилось, сама семья — это связь между прошлым, настоящим и будущим. В каждом из нас присутствуют 20 тыс. предшествующих поколений. Нет смысла в приписывании прошлому всех добродетелей, а настоящему — всех пороков, ведь еще из Библии известны города Содом и Гоморра, которые пользовались дурной славой из-за крайней развращенности своих обитателей.