Беседа социального работника с психологом

Для многих людей любое слово с корнем «псих» сразу вызы­вает ассоциацию с аномальностью в поведении. Для них почти тождественны обозначения разных специальностей: психолог, психиатр, психотерапевт, психоаналитик, психопатолог. По их представлениям, все эти врачи работают с психами, психопата­ми, психически больными. Соответственно, обратиться за со­ветом или консультацией к таким специалистам — значит само­му признать себя ненормальным.

Для беседы о проблемах психологии старения мы выбрали не одного конкретного психолога, а некую совокупность, синтез знаний по этой проблеме, чтобы иметь представление о разнооб­разии высказываний и суждений многих. На время представим себе, что это один человек, психолог (П.), которому социальный работник (С.Р.) задает вопросы об отношении психологии к ста-poctpiи старению.

С.Р.: — Существуют ли какие-либо особенности психологии пожилого и более старшего возраста?

П.: — Безусловно. Но, к сожалению, не многие знают эту элементарную истину и понимают, что поступки, реакции по­жилого человека следует оценивать с поправкой на возраст, что у разных возрастных групп разнятся и ценностные установки.

Изменения в характере пожилого человека объясняются ос­лаблением контроля над собственными реакциями, возможно, те черты, которые раньше удавалось маскировать в силу их не­привлекательности, вышли на поверхность. Кроме того, этому возрасту свойствен эгоцентризм, нетерпимость к каждому, кто не проявляет должного внимания, причем «должного» на самом высоком уровне. Все окружающие зачисляются в эгоисты, коль скоро они не поглощены заботой о старом человеке. Знаете, как

говорится: «Эгоист — это тот, кто любит себя больше, чем меня».

С.Р.: — Какие еще изменения характерны для этого возраста?

П.: — Их можно расклассифицировать на три сферы. В ин­теллектуальной появляются трудности в приобретении новых зна­ний и представлений, в приспособлении к непредвиденным об­стоятельствам. Сложными могут оказаться самые разные обстоя­тельства: те, которые сравнительно легко преодолевались в мо­лодые годы (переезд на новую квартиру, болезнь — собственная или кого-то из близких), тем более прежде не встречавшиеся (смерть одного из супругов; ограниченность в передвижении, вы­званная параличом; полная или частичная потеря зрения). В эмо­циональной сфере — неконтролируемое усиление аффективных реакций (сильное нервное возбуждение), со склонностью к бес­причинной грусти, слезливости. Поводом для реакции может послужить кинофильм о прошлых временах (не потому, что жаль эти времена, а жаль себя в этих временах) или разбитая чайная чашка (и опять не чашки жаль, а того, что вместе с ней уходит что-то памятное). В моральной сфере — отказ от адаптации к новым нормам морали, манерам поведения. Резкая, доходящая до грубости критика этих норм и манер.

С.Р.: — Возникает впечатление об абсолютной несовмести­мости пожилых и молодых людей.

П.: — Эту проблему необходимо обсуждать, чтобы разные поколения могли понимать друг друга, а старики — самих себя. Вам, верно, не раз случалось читать в зарубежных романах и ви­деть в фильмах, что, начиная со среднего возраста, обеспечен­ные люди обязательно пользуются услугами психологов, психо­аналитиков, к которым они обращаются всякий раз, когда у них возникают сложные жизненные ситуации. Психологические консультанты стремятся понять клиента, помочь ему увидеть себя с лучшей стороны и осознать свою ценность как личности. У нас не принято советоваться с психологами, психоаналитиками.

С.Р.: — Сделаем маленькую перебивку. Поясните, что за специалист — психоаналитик. Чем он занимается?

¹  П.: — Естественно, психоанализом — направлением в психо­логии и психотерапии. Основатель этого направления, австрий­ский врач Зигмунд Фрейд, занимался теорией и практикой лече­ния неврозов. Смысл направления — в выявлении и анализе подавленных (вытесненных из сознания) психических пережи­ваний, которые, согласно этой теории, являются причиной не­врозов. Основным методом лечения является свободная ассоци­ация идей и их интерпретация пациентом и аналитиком. Лече­ние длится довольно долго и не всегда эффективно. У нас с недавнего времени существует Психоаналитическая ассоциация и издается специальный журнал «Российский психоаналитичес­кий вестник».

С.Р.: — А чем бы мог быть полезен психоаналитик в нашем случае?

П.: — Вы не слышали о работах немецко-американского пси­холога, психоаналитика Карен Хорни? Она — одна из наиболее выдающихся психоаналитических мыслителей XX в. Ее книги, написанные почти пять десятилетий назад, не так давно опубли­кованы на русском языке. Для нашего разговора наиболее инте­ресны ее работы «Невротическая личность нашего времени» и «Невроз и личностный рост». Автор адресовал эти труды не про­фессионалам, не психоаналитикам, а самым разным специалис­там, имеющим дело с невротическими личностями, в том числе и социальным работникам. А также самим невротикам.

С.Р.: — Кого же она считает невротиками?

П.: — Всех, кто страдает психическими расстройствами, при­чем основное расстройство заключается в деформациях характе­ра, вызванных страхами и защитой от них. Это ни в коем случае не психические больные. К невротикам Хорни относит огром­ное множество в принципе здоровых людей, имеющих отклоне­ния от общепринятого в современной культуре образца.

С. Р.: — То есть вы хотите сказать, что большинство пожилых и старых людей — невротики?

П.: — Я пока не стану отвечать на этот вопрос, сначала пере­скажу некоторые положения ее теории о невротической личнос­ти. Замечу лишь, что Хорни не занималась специально пожилы­ми людьми, большую часть своей профессиональной карьеры она посвятила женской психологии, а фундаментальные поло­жения ее теории обращены к людям всех возрастов.

Общими для всех неврозов являются тревожность и поиски защиты. Тревога — тот мотор, который запускает и поддержива­ет неврозы; Невротики чрезвычайно раздражительны, причины их раздражения могут быть совершенно мнимыми и беспочвен­ными: кто-то не так ответил, не так посмотрел и тому подобное. Любую критику невротик интерпретирует как неодобрение его поступков или высказываний, унижение, что вызывает у него взрыв негодования. В своей любви он навязчив, ревнив, требу­ет абсолютной, безусловной преданности, с жертвами в качест­ве ее доказательств. Любящий его человек должен заботиться исключительно о нем. Невротик готов прикинуться больным, чтобы его пожалели, сконцентрировали на нем все внимание, отказались от всего другого и таким образом доказали свою лю­бовь и готовность к самопожертвованию ради нее. Апелляция к жалости — излюбленный прием невротика: «Я вас так люблю, а вы в ответ...» Не терпит никаких отказов, а если таковые случа­ются, становится злым, язвительным, обвиняет обидчика во всех смертных грехах. Здесь он готов бесконечно призывать к спра­ведливости: «Почему вы заставляете меня страдать? Почему вы так недобры ко мне?» С трудом переносит одиночество, в такой ситуации ощущает свою беспомощность, незащищенность и не­нужность. Не терпит опозданий и непунктуальности по отноше­нию к себе, расценивает их как неуважение. У части людей та­кого типа патологическая жадность, страсть к бессмысленному накопительству, к приобретению нефункциональных, но доро­гих вещей. В них он видит свою защиту.

Из литературных примеров более других иллюстрирует такой тип чеховский Ионыч. Когда Дмитрий Ионыч был молодым, ему нравилось жаловаться любимой девушке на жизнь, а когда состарился, характер у него изменился, стал тяжелым и раздра­жительным, тайное, любимое развлечение по вечерам — выни­мать из карманов «бумажки, добытые практикой» и складывать их, скупать дома, хотя живет одиноко и они ему ни к чему, а чуть что не так — кричать тонким, резким голосом и стучать пал­кой об пол.

С.Р.: — Действительно, здесь есть над чем подумать. Многие из этих качеств являются типичным проявлением изменившего­ся старческого характера. Можно ли считать, что старость — это своеобразный психологический кризис?

П.: — Да. Но это не единственный кризис, переживаемый человеком за всю его жизнь, а один из многих. Американский психолог Эрик Эриксон называл восемь психосоцнальных кри­зисов, с которыми сталкивается человек на своем жизненном пути. Каждый из них специфичен для определенного возраста.

Первый кризис — на первом году жизни. Он связан с тем, удовлетворяются или нет основные физиологические потребности ребенка ухаживающим за ним человеком. В результате у ма­ленького человека складывается доверие или подозрительность к окружающему миру.

Второй кризис связан с первым опытом обучения, с приуче­нием к чистоплотности. Начинается первый процесс социали­зации (очеловечивания). Так возникает либо первая самостоя­тельность, либо неуверенность и сомнения в собственных силах.

Третий кризис соответствует второму детству, развитию либо индивидуальности, либо безответственности, покорности и чув­ства постоянной вины.

Четвертый кризис происходит в школьном возрасте. Здесь ребенок ощущает вкус к работе или познает собственную непол­ноценность.

Пятый кризис переживает подросток, выбирая свой жизнен­ный путь, свою предназначенность.

Шестой кризис свойствен молодым, но уже взрослым лю­дям. Он связан с поиском спутника жизни. Решается судьба — быть ли ему отцом (матерью) семейства или же остаться одино­ким.

Седьмой кризис переживается человеком в сорокалетнем воз­расте. Он характеризуется повышенным интересом к семье, к ее обустройству, высокой продуктивностью и активностью в самых разных областях.

Я назвал семь кризисов, не раскрывая подробностей их про­текания, только для того, чтобы было понятно, с чем человек подходит к последнему, восьмому кризису. Это кризис старос­ти. О нем мы поговорим более подробно.

С.Р.: — Вы хотите сказать, что в старость люди вступают раз­ными, в зависимости от того, какими они вышли из предыду­щих семи психосоциальных кризисов?

П.: — Совершенно верно. В своей теории развития человека французский психолог Шарлота Бюлер выделяет пять фаз раз­вития; последняя, пятая, фаза начинается в 65—70 лет. Автор считает, что в этот период многие люди перестают преследовать цели, которые они поставили перед собой в юности. Оставшие­ся силы они тратят на досуг, спокойно проживая последние годы. При этом обозревают свою жизнь, испытывая удовлетворение или разочарование. Невротическая личность обычно испытыва­ет разочарование, потому что невротик вообще не умеет радо­ваться успехам, он никогда не доволен своими достижениями, ему всегда кажется, что он что-то недополучил, что ему недода­ли. К старости эти сомнения усиливаются.

Вспомним последнюю реплику Фирса из чеховского «Виш­невого сада»: «Про меня забыли... Жизнь-то прошла, словно и не жил... Силушки-то у меня нету, ничего не осталось, ничего... Эх ты... недотепа!»

Восьмой кризис (.9. Эриксон) или пятая фаза (Ш. Бюлер) зна­менуют собой завершение предшествующего жизненного пути, и разрешение этого кризиса зависит от того, как этот путь был пройден. Человек подводит итоги, и если воспринимает жизнь как целостность, где ни убавить, ни прибавить, то он уравнове­шен и спокойно смотрит в будущее, так как понимает, что смерть — естественный конец жизни.

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть.

(С. Есенин.)

Если же человек приходит к печальным выводам, что жизнь прожита зря и состояла из разочарований и ошибок, теперь уже непоправимых, то его настигает чувство бессилия. Приходит страх смерти.

С.Р.: — Не могу согласиться с тем, что кому-то не страшна смерть. Человек живет, покуда он боится смерти и борется за жизнь. Только душевнобольные люди не боятся смерти, а в со­стоянии деменции стремятся к ней. Ветераны войны рассказы­вают, что храбрость не в том, чтобы не бояться смерти, а в том, чтобы победить свой страх ради жизни. Так что не надо петь песен безумству храбрых и рассказывать, как это делал один наш современный «полководец», что «молодые ребята умирали с улыб­кой на губах». Я не могу понять идею хосписа, где у человека есть только обещание «легкой смерти» и нет никакой надежды на выздоровление. И никакого страха смерти.

Весь фокус в том, что сильные люди преодолевают страх смер­ти, а слабые сгибаются под его тяжестью. Приведу небольшую цитату из книги Ильи Толстого (сына Льва Толстого) «Мои вос­поминания».

«Как натура очень стойкая и сильная физически, он (Лев Толстой. — В.А.) инстинктивно всегда боролся не только со смер­тью, но и со старостью.

Ведь до последнего года он так и не сдался, — все делал для себя сам, и даже ездил верхом.

Поэтому предполагать, что у него совершенно не было инстинк­тивного страха смерти, нельзя.

Этот страх у него был, и даже в большой степени, и он с этим страхом постоянно боролся.

Победил ли он его?

Отвечу определенно, что — да».

Священник Евлампий Кременский в одной из проповедей говорил: «Жизнь для каждого человека представляется величай­шим благом. Даже страдальцу и узнику она весьма дорога. Каждо­му приятно смотреть на свет Божий и сознавать себя живым». Страх смерти — это чисто человеческое чувство, такого нет ни у

одного животного.

П.: — Именно потому, что чувство это человеческое, оно и может быть преодолено. Что же касается хосписов, скажу лишь, что в них работают умные, опытные, .мужественные и высоко­квалифицированные врачи и психологи. Они помогают больно­му пройти поэтапную психическую эволюцию от отрицания фа­тальности до примирения со смертью.

С.Р.: — Трудно поверить в ожидаемую смерть. Великий Меч­ников потратил массу времени в поисках таких примеров среди долгожителей. Но все напрасно. Как объяснил Воланд в «Мас­тере и Маргарите», человек не просто смертей, а всегда внезапно

смертей.

П.: — Философы, от Платона и Аристотеля, стремились пре­одолеть трагизм смерти, освободить человека от страха перед ней. При их поддержке я и попытаюсь вам оппонировать. Древнегре­ческий философ Эпикур приводил простой и остроумный довод против страха смерти: смерть для человека реально не существу­ет, он с нею «не встречается». Покуда он есть, смерти нет, когда же она есть — его нет. Поэтому ее не стоит страшиться. Френсис Бэкон по тому же поводу: «Люди страшатся смерти, как малые дети потемок... Но боязнь ее как неизбежной дани при­роде есть слабость».

В ваших рассуждениях сдвинуты акценты. По меткому вы­ражению Сенеки, «атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти». Смерти боятся не те, кто уходит, а те, кто остается. Это по-человечески понятно: смерть близкого человека, сколько бы лет ему ни было, — тяжкое испытание.

Мне импонирует древний японский культ предков: они ве­рили, что человек после смерти продолжает существовать через своих живущих потомков и только при отсутствии таковых окон­чательно умирает. Умершие предки продолжают считаться чле­нами семьи — духами, которые могут и наказать, потому следует уважать живых предков — будущих духов.

И наконец, слова еще одного замечательного философа — Спинозы: «Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни». Давайте же последуем этому совету, предоставим на­шим читателям решать, кто прав в этом споре, а сами вернемся к проблеме психологического кризиса в старшем возрасте.

С.Р.: — Согласен. Следующий вопрос. Видимо, мужчины и женщины по-разному реагируют на кризисы?

П.: — Безусловно, существуют различия. Прежде чем их по­казать, познакомлю вас с суждениями еще одного американско­го психолога — Пекк, который, развивая идеи Эриксона о восьмом кризисе, говорит о подкризисах этого периода. Первый — переоценка собственного «Я» независимо от профессиональ­ной карьеры. То есть человек должен прежде всего для себя оп­ределить, какое место он занимает в жизни после ухода на пен­сию, когда за ненадобностью отброшены мундиры, звания и долж­ности. Второй — осознание факта ухудшения здоровья и старе­ния тела, когда, приходится признать, что молодость, красота, стройная фигура, крепкое здоровье остались далеко в прошлом. Для мужчины труднее преодоление первого подкризиса, а для женщины — второго.

С.Р.: — Не следует ли из нашего разговора, что старость—­единый, однообразный, рутинный период жизни? Ведь и в ста­рости человек претерпевает биологические и психологические изменения?

П.: — Вы снова правы. Отечественный ученый В. В. Болтен-ко выделил ряд этапов психологического старения, которые не зависят от паспортного возраста.

На первом этапе сохраняется связь с тем видом деятельнос­ти, который был ведущим для человека до выхода на пенсию. Как правило, этот вид деятельности был непосредственно свя­зан с профессией пенсионера. Чаще это люди интеллектуально­го труда (ученые, артисты, учителя, врачи). Эта связь может быть непосредственной, в форме эпизодического участия в выполне­нии прежней работы, может и опосредованной, через чтение спе­циальной литературы, написание статей на профессиональные темы. Если же она обрывается сразу после ухода на пенсию, то человек, минуя первый этап, попадает во второй.

На втором этапе наблюдается сужение круга интересов за счет выпадения профессиональных привязанностей. В общении с окружающими уже преобладают разговоры на бытовые темы, обсуждение телевизионных новостей, семейных событий, успе­хов или неудач детей и внуков. В группах таких людей уже труд­но различить, кто был инженером, кто врачом, кто профессо­ром философии.

На третьем этапе главенствующей становится забота о лич­ном здоровье. Любимая тема для разговора — лекарства, спосо­бы лечения, травы... И в газетах, и в телепередачах на эти темы обращается особое внимание. Наиболее значимым в жизни че­ловеком становится участковый врач, его профессиональные и личностные качества.

На четвертом этапе смыслом жизни становится сохранение самой жизни. Круг общения сужен до предела: лечащий врач, социальный работник, члены семьи, поддерживающие личный комфорт пенсионера, соседи самого ближнего расстояния. Для приличия или по привычке — редкие телефонные разговоры со старыми знакомыми-ровесниками, в основном чтобы узнать, скольких еще удалось пережить.

И, наконец, на пятом этапе происходит обнажение потреб­ностей чисто витального характера (еда, покой, сон). Эмоцио­нальность и общение почти отсутствуют.

С.Р.: — Мрачные картины вы рисуете, господин психолог.

П.: — Поэт и мудрец Расул Гамзатов в одном из интервью полушутя заметил: «Бесспорно, Бог создал мир совершенным, но лично я предпочел бы, чтобы люди рождались стариками, потом делались молодыми и оставались детьми — проходили бы свой путь наоборот». Но такова жизнь, как говорят французы. Человек не рождается стариком, а становится, все те же этапы, но в обрат­ном порядке, он проходит от рождения до старости. В геронто­логии часто используется термин «ииволюция» (обратное разви­тие) для обозначения процессов физической и психологичес­кой атрофии при старении.

Американский психолог Абрам Маслоу создал теорию иерар­хии потребностей и самореализации, к которой он пришел, изу­чая биографии великих людей. По Маслоу, человек как бы под­нимается по ступеням вверх, от физиологических потребностей — к потребностям в безопасности и самосохранении, отсюда — к потребностям в любви и признании, выше — в самоуважении и, наконец, вершина — потребность в самоактуализации. Каж­дая эпоха задает свою высоту для такой вершины. И как альпи­нисты выбирают для восхождения разные вершины, так в жизни у каждого человека — свой выбор вершин. Не все успевают за всю жизнь добраться до верхних ступеней, но наступает старость, и приходится спускаться вниз по лестнице. Счастливы те, кто одолел вершину! При этом учтите: выход на пенсию еще не есть

сигнал к спуску.

С.Р.: — Если верить уже упоминавшейся Шарлоте Бюлер, стариковский возраст ассоциируется со сплошным досугом, от­дыхом и развлечениями. Ну, воистину «золотой возраст»!

П.: — Вы напрасно иронизируете. При разумно организо­ванном режиме, внимательном, вдумчивом и спокойном отно­шении к собственному здоровью, психологической уравновешен­ности старость может быть не менее привлекательна, чем другие периоды жизни. Писатель Юрий Нагибин в повести, написан­ной на склоне лет, назвал старость важной, тонкой, нежной, прекрасной порой жизни. Хотя добавил: и грустной.

Что же касается досуга, то вы, возможно, отождествляете его с ничегонеделанием, и в этом ваша ошибка. В. Генри, психолог из Чикагского университета, сделал на заседании Американско­го психологического общества специальный доклад, посвящен­ный проблемам занятости и вынужденного безделья старых лю­дей. По мнению докладчика, отсутствие занятий у людей, вы­шедших на пенсию, самым непосредственным образом связано с их отрывом от общества. Генри говорит об ошибочном пред­положении, будто благополучие и перспективы старых людей обусловлены досугом, под которым подразумевают свободу от занятий или обязанностей.

Незанятость, считает Генри, появляется у старых людей в результате уменьшения жизненной активности и энергии. Об­щество может освободить человека от обязательств, но только не по отношению к самому себе. В таком случае внешние со­циальные факторы поведения отходят у старого человека на вто­рой план, а на первый выходят собственные внутренние по­требности.

У старого человека меняется мотивация трудовой деятельнос­ти. Стремление к труду имеет не столько материальную, сколь­ко эмоциональную подоплеку. Для его самоутверждения важна сама неутраченная способность к труду, а деньги выступают эта­лоном ее оценки.

Хотел бы высказать собственную гипотезу. Мне кажется, за последние 100—150 лет поменялся сам типHomosapiens. Время обломовых закончилось. Появился новый тип — Человек рабо­тающий. Труд из средства жизни превратился в смысл жизни. Это оказало благотворное влияние на продолжительность жизни людей. Лишить современного, нормального человека возмож­ности самовыражаться в какой-либо деятельности — значит уко­ротить его жизнь. Не случайно так болезненно, даже в самом прямом смысле этого слова, переживается уход на пенсию.

Моя гипотеза во многом перекликается с положением того же В. Генри о «психической энергии». По количеству обладания этой энергией психолог делит людей на три группы. Первая груп­па включает тех, кто чувствует себя достаточно бодрым и энер­гичным, продолжает трудиться, выполнял определенные обязан­ности перед обществом, оставаясь на том же месте работы, где был в зрелые годы. Вторая группа включает тех, кто не работает по найму, не выполняет общественных обязанностей, а занима­ется собственным делом, так называемым хобби. Эти люди име­ют достаточно энергии, чтобы быть занятыми. И третья группа включает людей со слабой психической энергией, которые не работают и занимаются главным образом собой.

Один из основателей отечественной психологии, Б. Г. Ана­ньев, объяснял, что парадокс человеческой жизни заключается в том, что у многих людей «умирание» происходит гораздо рань­ше, чем физическое одряхление. Такое состояние наблюдается у тех людей, которые по собственной воле начинают изолиро­ваться от общества, что ведет к «сужению объема личностных свойств, к деформации структуры личности». По сравнению с долгожителями, сохраняющими личность, «некоторые «начина­ющие» пенсионеры в 60— 65лет кажутся сразу одряхлевшими, стра­дающими от образовавшихся вакуумов и чувства социальной неполноценности». С этого возраста для них начинается драматичес­кий период умирания личности.

И вывод, который делает ученый: «Внезапное блокирование всех потенциалов трудоспособности и одаренности человека с прекра­щением многолетнего труда не может не вызвать глубоких пере­строек в структуре человека как субъекта деятельности, а пото­му и личности».

Выводы Б. Г. Ананьева и В. Генри перекликаются между собой и во многом совпадают. Занятость и бездеятельность пред­ставляют собой общие формы динамики психологии личности. «Освобождение» от занятости является внутренним процессом, в конечном счете он неизбежен. Весь вопрос в том, в каком возрасте это случается: процесс «освобождения» не зависит от старости и не является признаком старости как таковой.

С.Р.: — Как я понял, ваш идеал — работа до жаркого пота, до последнего вздоха. Вы противник заслуженного отдыха? А учитываете ли вы при этом растущий уровень безработицы в на­шей стране? По данным Госкомстата, из 166 тыс. пенсионеров, рискнувших обратиться в государственные службы занятости в 1995 г. по вопросу о трудоустройстве, получили работу только 31 тыс. человек, или менее 20%. Пожилых людей и даже людей предпенсионного возраста практически выталкивают на пенсию, освобождая место молодым.

П.: — Вы буквально выстреливаете вопросами, но постара­юсь ответить. Да, я сторонник того, чтобы человек как можно дольше сохранял свою работоспособность: где идет работа, там нет места старости. Труд есть жизненная потребность человека. Никто не настаивает на обязательной работе по найму, по эко­номическому принуждению. Надоевшая работа хуже нелюбимой жены.

Что же касается безработицы пенсионеров, «выталкивание»

пожилых людей на пенсию противоречит и международному, и российскому законодательству. Ни в каком возрасте человек не теряет права на труд, если он по своим физическим и интеллек­туальным возможностям способен выполнять определенную ра­боту. Должен заметить, что это не только отечественная пробле­ма. Не зря же в США по инициативе президента Р. Рейгана в 1988 г. был принят специальный закон, запрещающий какую-либо возрастную дискриминацию при приеме на работу людей в возрасте до 70 лет. В принципе, не должно быть вообще ника­ких ограничений, в том числе и для тех, кому за 70.

Датский социолог С. Форсман пишет о трудностях, встреча­ющихся на пути практического решения вопроса о занятости пенсионеров. Проблемы, испытываемые российскими пенсио­нерами, во многом аналогичны тем, о которых говорит датский ученый. Первая из них — психологическая, связанная с субъек­тивной самооценкой старых людей, не видящих перспективы сво­ей дальнейшей производственной деятельности. Вторая — фи­нансовая, ибо старым работникам предприниматели стараются платить поменьше. Третья трудность—демографическая, связан­ная со старением всего населения и обостренной конкуренцией с молодыми работниками. Четвертая — адаптационная, так ха­рактеризуется нежелание пожилых людей оставить прошлую про­фессию и приобрести новую, современную. Итак, занятость пен­сионеров в нынешнем стареющем мире становится глобальной проблемой.

С.Р.: — Не слишком ли однозначен подход к классификации трудностей, особенно в части субъективных самооценок? Мне приходится работать с разными людьми: одни слишком много мнят о себе, другие, оставив работу и перейдя на пенсию, теря­ют жизненную ориентацию.

П.: — Самооценка у людей любого возраста может быть со знаком плюс и со знаком минус, то есть завышенной и заниженной. И это на всю жизнь. Напомню суждения Эрика Эриксона о психосоциальных кризисах. Тот, кто легко преодолел первые четыре кризиса, зачастую приобретает массу амбиций не по амуниции. Он в молодости не умеет соотносить свои притязания со своими способностями и остается таким на всю жизнь. А тот, кто потерпел неудачи на первых ступенях, может стать челове­ком, не уверенным в собственных силах, с чувством постоянной вины и комплексом неполноценности. Он тоже вряд ли изме­нится и, будучи уже стариком, все так же будет на кого-то огля­дываться.

Более того, в самооценку включается и самоощущение ста­рости. Есть такие сорокалетние женщины, в вытянутых кофтах и старушечьих косынках, с поникшей головой и потухшим взгля­дом. Им под стать — мужчины того же возраста, с глазами поби­той собаки, плохо выбритые, в нечищеных ботинках. Эти до­срочно записались в старики. Другая крайность — бабушки в шортиках, с обнаженными костлявыми коленками тромбозных ног, и дедушки с тонкими усиками и блестящими при встрече с молодой женщиной глазками. Они мнят себя молодыми. На пер­вых смотреть грустно. На вторых — и грустно, и смешно. Цице­рон как-то сказал о таком человеке: «Он остался прежним, но

прежнее ему не шло».

Признать себя старым — сильнейший психологический фак­тор старения. Отсутствие самоощущения старения вредно для физического и психического состояния человека. Такие стари­ки беспечны и склонны переоценивать свои возможности и свое обаяние, зато их никогда не угнетают мысли о смерти. Правиль­ное ощущение собственного возраста — это верная манера пове­дения и общения.

С.Р.: — Старый человек должен иметь немало мужества, что­бы примириться со своим положением.

П.; — В пятидесятых годах в Институте геронтологии под руководством профессора К. Порхон были проведены исследо­вания типов высшей нервной деятельности в период старения и старости. Оказалось, что по показателям силы, уравновешенно­сти и подвижности нервных процессов большинство пожилых людей (43%) принадлежит к группе слабых, к группе сильных — вдвое меньше (21%), остальные занимают промежуточное поло­жение. Эти группы отличаются друг от друга потребностями в общественно-трудовой деятельности, интересами, ощущением и восприятием одиночества, умением приспособиться к новому по­ложению в обществе и семье, к изменившемуся физическому состоянию.

Британский психолог Д. Бромлей выделила пять типов при­способления к старости:

1. Конструктивная установка, когда человек внутренне урав­новешен, спокоен, удовлетворен эмоциональными контактами с окружающими, критичен в отношении самого себя, полон юмора и терпимости в общении с другими. Он принимает ста­рость как факт, завершающий его профессиональную карьеру, оптимистически относится к жизни, рассматривает смерть как естественное явление, не выражая отчаяния и сожалений. Жиз­ненный баланс такого человека вполне положителен, он с дове­рием рассчитывает на помощь окружающих.

2. Установка зависимости присуща индивидам, проявляю­щим пассивность и склонным к зависимости от других; люди этой категории не имеют высоких жизненных стремлений и лег­ко оставляют профессиональные занятия. Семейная среда обес­печивает им чувство безопасности, дает ощущение внутренней гармонии, поэтому они не страдают от эмоциональной неурав­новешенности и различных стрессов.

3. Защитная установка характерна для самодостаточных лю­дей, обладающих «психологической броней», поглощенных про­фессиональной деятельностью; они. разделяют общепринятые взгляды и установки, избегают обнаруживать собственное мне­ние, не любят говорить о своих проблемах. Внешняя сторона жизни значит для них больше, чем внутренние переживания. Они подвержены страху смерти и маскируют свою беспомощ­ность перед этим фактом усилением внешней деятельности.

4. Установка враждебности присуща «разгневанным стари­кам», которые агрессивны, мнительны, вспыльчивы и имеют обыкновение предъявлять массу претензий к своему окружению ~ близким, друзьям, обществу в целом. Они не реалистичны в своем восприятии старости, не могут смириться с неизбежными возрастными издержками, завидуют молодым, бунтуют против

смерти и страшатся ее.

5. Та же установка враждебности, но направленная на само­го себя, характерна, как правило, для лиц с отрицательным жиз­ненным балансом, которые избегают воспоминаний о прошлых неудачах и трудностях; они не восстают против своей старости, напротив, пассивно воспринимают удары судьбы. Неудовлетво­ренная потребность в любви и сочувствии является поводом для депрессии и острой жалости к себе; смерть рассматривается ими как освобождение от страданий.

С.Р.: — Наверное, это не единственная типология пожилых

людей?

П.: — Да, их немало, но ни одна из них не может претендо­вать на исчерпывающее, абсолютное знание характеристик, свой­ственных стареющему человеку.

Довольно оригинальную трактовку дает А. Качкин, социолог из Ульяновска. Он разделяет пожилых людей по типам в зависи­мости от интересов, главенствующих в их жизни.

1. Семейный тип — нацелен только на семью, ее благополучие.

2. Одинокий тип. Наполненность жизни достигается глав­ным образом за счет общения с самим собой, собственными вос­поминаниями (возможен вариант одиночества вдвоем).

3. Творческий тип. Не обязательно должен заниматься худо­жественным творчеством, этот тип может реализовать себя и на

садовом участке.

4. Социальный тип — пенсионер-общественник, занятый об­щественно-полезными (по его представлениям) делами и меро­приятиями.

5. Политический тип заполняет свою жизнь участием (актив­ным или пассивным) в политической жизни.

6. Религиозный тип.

7. Угасающий тип. Человек, который так и не смог или не захотел компенсировать былую полноту жизни каким-то новым занятием, не нашел применения своим силам (к нему должно быть проявлено особое внимание со стороны родственников и социального работника).

8. Больной тип. Люди такой направленности заняты не столько поддержанием собственного здоровья, сколько наблю­дением за протеканием своих болезней.

Как видите, речь идет только о здоровых людях, тогда как многие старики становятся девиантами, то есть людьми с откло­няющимся поведением (пьяницы, бродяги, самоубийцы).

С.Р.: — У Гегеля есть маленькая статья, всего 6-7 страниц:

«Кто мыслит абстрактно?». Философ с едким, нехарактерным для него юмором преподносит идею о том, что абстрактное мыш­ление — вовсе не привилегия образованного ума. На паре забав­ных примеров он показывает, что почтение к абстрактному мыш­лению не больше чем предрассудок. Обыватель вырывает из ха­рактеристики человека какую-то одну, пусть и важную, черту и по этому одному качеству, как бы уничтожая все остальные, пы­тается понять, что составляет человеческое существо. Не обес­судьте, но не уподобляемся ли мы тому обывателю, накладывая различные типологии на конкретных людей, выискивая какую-то одну сторону из многогранности личности и окрашивая в ее цвет всего человека?

Студенты философского факультета Ростовского универси­тета, проходя практику по социальной работе, составляют пси­хологические портреты своих подопечных — пожилых.людей. Вот один из примеров.

Пенсионерка 3. Г., 67 лет, медсестра, живет одна, женатый сын живет отдельно. 3. Г. принимает активное участие в работе центра социальной помощи населению, проводит там оздоровитель­ные мероприятия, лечебную гимнастику, траволечение.

Согласно типологии, готов вывод: социальный тип, пенсио­нер-общественник, занятый общественно-полезным делом.

З.Г. много времени проводит у себя на даче, выращивая дико­винные цветы. Значит, она — творческий тип? Но она еще нян­чит обожаемого внука. Семейный тип? Итак, одна пенсионерка

в трех типах.

Человек в любом возрасте многогранен, вы абсолютизируете

одну грань, в результате социальный работник не достигнет про­дуктивного общения. А ведь он, как сказал бы Гегель, должен

бьггь знатоком человеческой души.

П.: — Не стану спорить, что люди по своим поступкам, мо­тивам, реакциям отличаются друг от друга. Еще Гиппократ пред­ложил различать четыре типа людей по тому, какой «сок» преоб­ладает в их организме: сангвиник, холерик, флегматик, мелан­холик. Так что идея типологии стара, как мир. Конечно, сегод­ня типология Гиппократа не представляет практического инте­реса, она ушла в область истории медицины и психологии.

А вот знаменитая книга швейцарского психолога Карла Юнга «Психологические типы» является классическим произведением и лучшим учебником психологии. Это Юнг ввел представление о двух типах — экстравертном и интровертном. «Рассматривая те­чение человеческой жизни, — писал Юнг, — мы видим, что судьба одного типа (экстравертного) обуславливается преимущественно объектами его интересов, в то время как судьба другого (интро-вертного) определяется прежде всего его внутренней жизнью, его

субъектом».

Экстравертированная личность общительна и открыта для ок­ружающих, однако склонна к авантюрам, а интровертированная — замкнута, застенчива, стремится избегать риска.

Основными психическими функциями Юнг считал мышление и чувствование, ощущение и интуицию, утверждая, что «если привычно господствует одна из этих функций, то появляется со­ответствующий тип». Такими типами, по Юнгу, являются мыс­лительный, чувствующий, сенсорный, интуитивный. Причем каж­дый из этих типов делится на интровертный и экстравертный. Итак, всего 8 типов — результат теоретических исследований и практических наблюдений, сделавших имя швейцарского психо­лога всемирно известным.

Последовательницы учения Юнга, мать и дочь К. Бриггс и И. Майерс, дополнив типологию Юнга шкалой двух способов взаимодействия разных типов с внешним миром (решающие — воспринимающие), создали Индикатор типов Майерс-Бриггс (MBTI), который нашел широкое практическое применение в бизнесе, в общественных организациях и государственных служ­бах различных стран. В этой типологии уже 16 типов.

Два автора, О. Крегер и Дж. М. Тьюсон, в трех книгах по­дробно описали применение MBTI в различных сферах («Типы людей», «Типы людей и бизнес», «16 дорог любви»).

И они же, можно сказать, дали ответ на ваш вопрос, нужны ли типологии. Обращаясь к противникам типоведения, они пи­шут: «Немало людей — по тем или иным причинам —резко отри­цательно относятся к психологии вообще и к типоведению в частнос­ти. Интраверты (выделено нами. — В.А.), с их обостренным чувством личности, часто с большой неохотой говорят о себе. Даже признавая за методами типоведения несомненные достоинства, они могут противиться ему просто из нежелания выставлять себя на обозрение. Они могут тайно следовать этому методу, не практи­куя его в открытую.

Сенсорные, с их жаждой немедленных результатов, могут от­носиться к типоведению отрицательно потому, что оно носит теоретический и отвлеченный характер. Не видя, каким 'образом можно применить его сразу на месте, они быстро теряют к нему интерес.

Мыслительные, со своей стороны, весьма подозрительно от­носятся к таким «нестрогим» наукам, как психология. Если вы не сможете четко обосновать надежность и пригодность типоведе-ния, оно будет отвергнуто, как «пустые фантазии».

Чувствующие могут возражать против того, чтобы заклю­чать людей в тесные рамки, пренебрегая их индивидуальностью. И, кроме того, они не хотели бы принимать участие в том, что может отрицательно сказаться на чьем-то мироощущении.

Воспринимающие, предпочитающие рассматривать сразу не­сколько вариантов, могут спросить: «А почему мы должны ограни­читься только 16 типами?»

И в заключение этого вопроса замечу, что любые психологи­ческие тесты и классификации типов носят спорный, необяза­тельный характер, они не отражают и не могут отразить всех нюансов индивидуальной натуры. Но социальному работнику, как и всякому, кто хочет понять себя и других, необходимо зна­комство с типоведением.

С.Р.: — Стало своего рода штампом добавлять к слову «ста­рики» определение «одинокие». Студенты-практиканты, обсле­дуя прикрепленных к центрам социальной помощи (как извест­но, это люди исключительно одинокие), не встретили никого, кто бы признался, что страдает от одиночества. Чем вы объяс­ните такой феномен?

П.: — Прежде всего давайте договоримся, что человек, живу­щий один, и одинокий человек — это далеко не одно и то же. Напротив, одиноким и страдающим от одиночества может быть человек, живущий в большой семье или в многолюдном обще­житии. Во-вторых, интроверты любят тишину и уединение, ощу­щают необходимость побыть наедине с самим собой после того, как им пришлось побывать на людях, их раздражают слишком компанейские люди (экстраверты). Следовательно, не все оди­нокие страдают, определенный тип людей бережет и лелеет свою обособленность.

Одиночество, как утверждают психологи, не измеряется рас­стоянием, отделяющим одного человека от другого, оно обус­ловлено наличием или отсутствием «родственной души». При­чем это вовсе не обязательно человек, который всегда говорит вам «да». Скорее, наоборот. Выдающийся философ современ­ности Э. Ильенков полагал, что «единство (или общность) созда­ется тем признаком, которым один индивид обладает, а другой — нет. И отсутствие известного признака привязывает одного индивида к другому гораздо крепче, чем одинаковое наличие его у обоих...

Два абсолютно одинаковых индивида, каждый из которых об­ладает тем же самым набором знаний, привычек, склонностей и т. д., были бы друг для друга абсолютно неинтересны, не нужны. Это было бы попросту удвоенное одиночество» («Диалектическая логика»).

С.Р.: — Контингент подопечных центров социальной помо­щи, этих островов для одиноких, представлен в основном жен­щинами, что, в общем-то, вполне объяснимо при том различии в продолжительности жизни мужчин и женщин, которое сущест­вует в нашей стране. Удивительно другое наблюдение — овдо­вевшие мужчины гораздо сильнее переживают свое состояние, чем женщины. И дело не в том, что мужчине легче избавиться от одиночества, вступив в новый союз, а в том, что мы привык­ли считать мужчин менее эмоциональными, более сдержанными в своих чувствах и т. д.

П.: — На мой взгляд, вы выбрали неверное основание. Во­прос не в эмоциональной настроенности, а в способности к адап­тации. Мужчины труднее приспосабливаются к новому состоя­нию. Потеря работы, уход на пенсию для них порой не меньшая психическая травма, чем утрата супруги, как ни кощунственно это звучит. Разница в продолжительности жизни мужчин и жен­щин подспудно готовит женщину к вдовьей доле, к вступлению в сообщество вдов. Мужчина-вдовец — редкое явление, он как птица с одним крылом, совершенно не приспособлен к жизни. Единственный выход из положения (не считая возможности всту­пить в новый брак) — это принять женские правила поведения. Женщины обычно возмещают утрату, направив все свое внима­ние, всю чувственность на детей. Среди мужчин-вдовцов легче адаптируются те, у кого есть дочь и возможность влиться в ее семью. Дед, который прежде с трудом отличал назначение пе­ленки от клеенки, может стать отличной нянькой для любимых

внуков.

С.Р.: — Есть еще один путь смягчения одиночества. Это об­щение с животными. Так спасался от абсолютного одиночества Робинзон Крузо: «Я думаю, что самый хмурый и угрюмый человек не удержался бы от улыбки, если б увидел меня с моим «семейством» за обеден­ным столом.

Нужно было видеть, с какой королевской пышностью я обедал один, окруженный моими придворными. Только Попке, как любим­цу, разрешалось разговаривать со мной. Собака садилась по правую руку своего властелина, а по обеим сторонам сидели кошки...»

С особой теплотой Робинзон вспоминает свою собаку: «Мно­го лет она была мне надежным помощником, служила верой и прав­дой. Она почти заменяла мне человеческое общество, только не могла говорить. О, как бы я дорого дал, чтобы она заговорила».

К творчеству Даниеля Дефо не раз обращались философы, есть даже такое понятие — «робинзонада», я же вспомнил о Ро­бинзоне в связи с одной записью в студенческом отчете, где рас­сказывается о пенсионерке Д. 70 лет, враче по прошлой про­фессии: «После смерти мужа, — вспоминает Д., — было желание покончить жизнь самоубийством, не было смысла жить. Впервые почувствовала себя одинокой (детей у нас не было), беззащитной и несчастной. Вновь обрела уверенность в себе, желание жить, ког­да появилась любимая собака. Ее подарили соседи».

П.: — Очень точное наблюдение. Исследователи Пенсиль­ванского университета уверяют, что владельцы домашних жи­вотных «очеловечивают» своих питомцев. По мнению ученых, это положительно влияет на самооценку человека и, в конечном счете, на его здоровье. Есть мнение, что такое общение сокра­щает риск инфарктов. Согласно данным исследования, 94% раз­говаривают с животными, «как с человеком», а 81% убеждены,, что их питомцы понимают их и чувствуют настроение своих хо­зяев.

Психиатр М. Мак-Каллох, первым изучивший влияние жи­вотных на психику человека, в результате анкетирования при­шел в выводу, что домашние животные делают человека спокой­нее и уравновешеннее, а некоторым людям, перенесшим серьез­ные душевные потрясения, таких «четвероногих лекарей» просто необходимо назначать.

Однако не будем обольщаться: тот же Робинзон со своей «сви­той» чувствовал себя одиноким до тех пор, пока не появился Пятница. Другой литературный герой, граф Монте-Кристо, в одиночной кагиере мечтает, чтобы был ниспослан хоть какой-нибудь товарищ по несчастью: «Разделенная тюрьма — это уже наполовину тюрьма. Жалобы, произносимые вдвоем, — почти бла­годать».

Чувство одиночества истощает душевные силы человека и таким образом подтачивает и физические. Отсутствие челове­ческих контактов разрушает личность, ее социальный строй. «Прямыми опытами доказано, — писал академик А. И. Берг, — что человек может нормально мыслить длительное время толь­ко при условии непрекращающегося информационного общения с внешним миром. Полная информационная изоляция — это начало безумия. Информационная, стимулирующая мышление связь-с внеш­ним миром так же необходима, как пища и тепло, мало того — как наличие тех энергетических полей, в которых происходит вся жизнедеятельность людей на нашей планете».

Сохранить нормальное, полнокровное человеческое общение, не поддаться зову одиночества — значит отодвинуть старость. Старость сама по себе есть одиночество. Это дети взрослеют клас­сами, группами, а стареет каждый человек самостоятельно и по-своему. При этом старение, как и одиночество, — это выявле­ние чувств, испытываемых человеком к самому себе. Они про^ являются по-разному: в подчеркнуто шаркающей походке, в одеж­де, в самоуничижительных замечаниях типа: «Мне противно за" глядывать в зеркало, я вижу там старую обезьяну». От самого пожилого человека зависит, до какой степени его захватывают эти чувства, насколько сильно он покоряется им, становятся ли они сильнее всех других человеческих эмоций.

Эротические чувства (не путайте с сексуальными!) заставля­ют и мужчин, и женщин следить за своей внешностью, сохра­нять половую индивидуальность и привлекательность, мужествен­ность или женственность. Чичиков, увидев Плюшкина, никак не мог понять, кто перед ним, и принял старика за бабу. Насто­ящий мужчина даже в свой предсмертный час постарается быть тщательно выбритым. Актриса Любовь Орлова просила похоро­нить ее обязательно в любимом платье, потому что в нем она выглядит моложе.

Чувство собственного достоинства требует и в старости само­стоятельно справляться со всеми делами и так отстаивать свою независимость. Такой человек, пока у него есть хоть какие-ни­будь силы, не ищет ничьей поддержки и помощи, старается сам быть кому-нибудь полезным и необходимым.

Любовь, самое сильное из всех чувств, будь то любовь к су­пругу, детям, внукам, другим людям, родным по крови или по духу, отодвигает старение, избавляет от одиночества, придает душевные и физические силы.

И даже в самом чувстве старения есть не только горечь, но и прелесть. Ее дано испытать только тому, кто с честью прошел через все жизненные испытания и дожил до старости. Мудрец античности Сенека, по меркам своего времени — долгожитель (он прожил 70 лет), со знанием дела уверял: «Старость полна наслаждений, нужно только уметь ими пользоваться».

С. Р.: — Лев Толстой учил, что «оптимист вовсе не тот, кто никогда не страдал, а тот, кто пережил отчаяние и победил его».

П.: — Для пожилого человека очень важно поддерживать вы­сокий уровень самооценки своей личности. Уважение к себе — это залог общественного уважения.

Для самопроверки предлагается следующий тест:

/. Вы часто думаете, что вы стары и уже ни на что не годи­тесь, что вы не справитесь ни с одной мало-мальски серьезной ра­ботой?

2. Вы позволяете своим домашним обращаться с вами невежли­во? Называть вас бабкой, стариком и еще в таком же духе?

3. Вы стараетесь скрыть свой возраст с помощью спортивных костюмов, шляп, шляпок, модных кепочек, подкрашивания волос или зачесывания их на лысину?

4. Сравнение с ровесниками всегда не в вашу пользу?

5. Вы зависимы от чужого мнения и критики, легко соглашае­тесь с низкой оценкой ваших достоинств?

Если пожилой человек на все пять вопросов отвечает отрица­тельно, то у него отличная самооценка, он бодр и уверен в своих силах. Чем меньше «нет» — тем ниже самооценка.